Знакомый после десятого гудка отозвался и узнал Ольгу сразу.

Ольга начала ему рассказывать и, не сдержавшись, заплакала.

— Олечка, прежде всего надо выяснить, где он находится и какие бумаги его заставили подписать. Ты только не страдай попусту. Может быть, его вообще уже отпустили, и он где-нибудь спит у приятеля.

— Этого не может быть! Я чувствую, он где-то за решеткой.

— Извини, но ты в самом деле так уверена, что он у тебя не того, не ширяется?

— Иначе я бы не стала тебе звонить.

— Ладно, сиди у телефона, никому больше не звони, попробую сейчас выявить.

Знакомый позвонил сам через полчаса:

— Дело приобретает странный оборот. Его почему-то засунули в «Кресты», хотя такого не должно быть. Обычно прямо в отделении составляют протокол, потом происходит разговор со следователем, вызывают родителей и под подписку о невыезде отпускают домой. И все идет своим чередом до суда.

— Так, значит, он в «Крестах»?

— Да, получается так. Надо парня оттуда вытаскивать. Не нравится мне все это… С утра у меня слушание, потом встреча с судьей. Но после двух я займусь. Что-то тут странно.

Ольга положила трубку и снова села к компьютеру.

Дорогая девочка!

Спасибо тебе за внимание. Ничего хорошего я сообщить не могу, кроме того, что узнала, где сейчас находится Петр. Знакомый юрист сказал мне, что его поместили в «Кресты».

Ольга Васильевна.

Набрав это письмо, Ольга Васильевна начала собирать передачу сыну. По книгам она знала, что арестованному первым делом надо собрать передачу.

* * *

Маме Даша сказала, что ей нужно прийти в школу пораньше, потому что их класс дежурит по школе. Таких дежурств в гимназии не было, но мама об этом не знала. Это был, конечно, обман, но небольшой и не очень страшный.

Даша хотела подойти к «Крестам» часов в восемь, в самом начале девятого, ей почему-то казалось, что прием в таких местах происходит рано утром.

Было холодно, и на пожелтевшей траве блестел иней, а пар при дыхании валил клубами. Чтобы согреться, Даша бежала по улице Комсомола вприпрыжку и чуть не налетела на какую-то женщину с портфелем в руках.

— Простите, — бросила на ходу Даша и остановилась как вкопанная: — Ольга Васильевна?

— Даша? — удивилась учительница. — Что ты тут делаешь?

— Я?.. — замялась Даша, не зная, следует ли говорить преподавателю о том, что она направляется в следственный изолятор. — Мне до школы надо тут… тетю Надю проведать. — А чтобы учительница не стала задавать новых вопросов, спросила сама: — А вы тут живете, да?

— Нет, — покачала головой Ольга. — Мой старший сын пропал. Петя.

— Петр… — прошептала Даша. — Петр Певцов?

— Да, — удивленно ответила Ольга. — Откуда ты знаешь?

— А почему… почему у вас другая фамилия? — Даша все еще не могла прийти в себя от неожиданного открытия.

— Потому что, — Ольга пожала плечами, не понимая, откуда такой странный вопрос, — когда я выходила замуж, то оставила свою прежнюю фамилию, только и всего. А сыновья, естественно, получили фамилию отца. — Она внимательно посмотрела на девушку: и тут ее осенила внезапная догадка: — Так это ты — Диана?

Даша, опустив голову, молча кивнула. Некоторое время они шли молча, затем Ольга сказала:

— Спасибо тебе за письмо. Я получила его в полшестого утра. По крайней мере поняла, на каком свете я нахожусь.

В другое время Даша и Ольга Васильевна немало бы удивились такому невероятному стечению обстоятельств: выяснилось, что они давно знали друг друга, но совершенно в ином качестве. Петр оказался сыном любимой учительницы, а подозрительная Диана — хорошей девочкой, которую Ольга каждый день видела в школе.

Даша еще раз пересказала Ольге все, что случилось накануне.

— Понимаете, Ольга Васильевна, я совершенно уверена, что это произошло не случайно. Его подставили.

— Другими словами, — медленно проговорила Ольга, — кто-то решил от него избавиться таким вот образом. Но это же абсурд! Петр — ребенок. Я понимаю, для тебя он — взрослый человек, но для меня и ты, и он — еще дети. Кому он мог перейти дорогу, подумай сама! Тут же замешаны очень серьезные силы, это не хулиган-сосед по подъезду. Это мог организовать только очень влиятельный человек. А зачем ему Петр? Это просто ерунда, — сказала она и тяжело вздохнула. — Хотя, конечно, в твоих словах есть большая доля истины. Я и сама чувствую примерно то же самое. Сердце говорит одно, разум диктует другое.

Они подошли к глухому кирпичному забору, окружавшему городской следственный изолятор. Здесь Ольга Васильевна остановилась.

— Знаешь, Даша, — сказала она, — я думаю, тебе совсем не стоит туда идти. По крайней мере сейчас. Я — мать и имею право спрашивать о судьбе сына. Кроме того, я поговорю со следователем, если удастся. А ты иди в школу. Не стоит пропускать уроки.

— А как же вы? — спросила Даша.

— У меня сегодня нет уроков.

— Но, Ольга Васильевна, я же должна им все рассказать!

— Давай я сначала прощупаю почву, — сказала Ольга. — Пойми, если все обстоит именно так, как ты говоришь, тебя и слушать никто не станет или, даже хуже того, тебя арестуют как сообщницу. Надо проконсультироваться с хорошим адвокатом и тогда уже действовать. Поверь мне, девочка, я, увы, имею некоторый опыт в таких делах. Наскоком нашу правоохранительную систему не возьмешь. Послушай меня и спокойно отправляйся в школу.

— А вы мне расскажете обо всем, что узнаете? — с мольбой в голосе спросила Даша.

— Ну, конечно, — грустно улыбнулась Ольга. — Одному я рада. По крайней мере судьба Петра волнует не одну меня. Спасибо тебе.

— Да что вы, Ольга Васильевна!

И Даша с трудом подавила рыдания, но слез удержать все же не смогла.

— Ну что ты, девочка. Мы все равно победим. Не такое сейчас время. Что у вас сегодня первым уроком? — решила отвлечь ее Ольга вопросом.

— Информатика, — ответила Даша, продолжая шмыгать носом.

— Ну вот, значит, Александр Ильич. Он не любит, когда опаздывают, так что беги. А я пойду узнавать про нашего Петра.

— Ни пуха ни пера, Ольга Васильевна! — крикнула Даша, уже отойдя на несколько шагов.

— К черту! — махнула рукой Ольга и твердым шагом двинулась по направлению к следственному изолятору.

* * *

От следователя Ольга вернулась с потемневшим лицом. Она уже не плакала, а только села и закурила. Это был уж совсем плохой знак.

— Он разговаривал со мной так, как будто Петр мразь какая-то, а я его мать-алкоголичка, — жаловалась она Савве. — Он просто не хотел меня слушать, цедил, что-то сквозь зубы… А когда я спросила, можно ли выпустить его под залог, он захохотал… как животное.