Люди Стенфорда-на-Вейле застонали. Эльфстан был суровым хозяином, и многие рабы испытали тяжесть его кулака, а фримены – власть его богатства. Но он был их соседом. Он сражался, чтобы не пустить захватчиков в деревню.

– Хорошая смерть, – профессионально оценил командир мерсийцев. – Он проиграл, но забрал с собой и противника.

Альфгар застонал в отвращении. За ним слуги откатили подальше тележку с его отцом. По деревне, мимо домов с закрытыми ставнями, приближалась процессия, впереди шли священники в черных сутанах. Блестело восходящее солнце на позолоченном епископском посохе.

– Ну, по крайней мере у нас есть пленные, – сказал Альфгар.

* * *

– Двое? – недоверчиво переспросил епископ Даниэль. – Вы убили девятерых и захватили двоих?

Никто не побеспокоился ответить ему.

– Надо получше их использовать, – сказал Вульфгар. – Что ты собираешься с ними сделать? Ты ведь сказал, что хочешь «дать пример».

Двое фрименов стояли перед ними, каждого держали два воина. Даниэль прошел вперед, протянул руку, сорвал ремешок с шеи пленника, рывком разорвал его. Посмотрел на то, что осталось в руке. То же самое сделал со вторым пленным. Серебряный молот – символ Тора, серебряный меч – символ Тюра. Он сунул их в кошелек. Для архиепископа, подумал он. Нет, Геолнот слишком нерешителен, слаб, как и этот флюгер Вульфхир из Йорка.

Это для самого папы Николая. Получив эти серебряные символы, он поймет, что во главе английской церкви не могут больше стоять слабые архиепископы.

– Я поклялся выжечь заразу, – сказал Даниэль. – И выжгу.

Час спустя Вилфи из Эли стоял, привязанный к столбу, ноги его тоже были крепко привязаны, чтобы он не мог пинаться. Ярко горел хворост, занялись его шерстяные брюки. Когда пламя коснулось кожи, у него, несмотря на все усилия, вырвался крик боли. Мерсийские воины с интересом смотрели на него, хотели увидеть, как выдерживает боль раб. Жители деревни тоже смотрели – со страхом. Многие видели казни. Но даже самые злобные, тайные убийцы и грабители, наказывались петлей. Убивать человека медленно – это противоречит законам Англии. Но не законам церкви.

– Вдыхай дым, – неожиданно крикнул Сибба. – Вдыхай дым.

Сквозь боль Вилфи услышал его, нагнул голову, глубоко вдохнул. Мучители не торопились подойти, и он обвис на своей привязи. И когда приблизилось бесчувствие, он на мгновение выпрямился, посмотрел вверх.

– Тюр, – воскликнул он, – Тюр, помоги мне! – Как бы в ответ его закрыл густой дым. Когда дым рассеялся, Вилфи висел неподвижно. Зрители зашумели.

– Не очень хороший пример, – сказал Вульфгар епископу. – Почему бы не позволить мне показать, как это делается?

Сиббу потащили к второму столбу, а воины по приказу Вульфгара отправились в ближайший дом и притащили деревянный пивной бочонок. Без такого не обходится даже самый бедный крестьянин. По сигналу Вульфгара они выбили дно, перевернули бочонок, выбили второе дно. Получился деревянный цилиндр. Владелец бочонка молча смотрел, как разливается его годовой запас эля.

– Я подумал об этом, – сказал Вульфгар. – Нам нужен сквозняк. Как в каминной трубе.

Сиббу, бледного, глядящего по сторонам, привязали рядом со столбом, на котором умер его товарищ. Навалили вокруг груду хвороста. Подошел епископ Даниэль.

– Отрекись от своих языческих богов, – сказал он. – Вернись к Христу. Я сам исповедаю тебя и отпущу грехи, и тебя милосердно убьют, прежде чем сжечь.

Сибба покачал головой.

– Отступник! – закричал епископ. – То, что ты сейчас почувствуешь, лишь начало вечных мук. Запомни это! – Он повернулся и погрозил кулаком жителям деревни. – И вы все будете мучиться вечно. Все, кто усомнится в Христе, будут вечно страдать. Христос и церковь держат в своих руках ключи от неба и ада!

Под руководством Вульфгара на столб и на осужденного одели пустой бочонок, подожгли хворост. Языки пламени втянуло внутрь, подняло наверх. Пламя яростно лизнуло лицо и тело человека внутри. Через несколько мгновений Сибба закричал. Крик становился все громче. На лице человека без рук и ног медленно растекалась улыбка. Он внимательно смотрел из своего ящика.

– Он что-то говорит, – неожиданно сказал Даниэль. – Он что-то говорит. Он хочет раскаяться. Погасите огонь! Оттащите хворост!

Огонь погасили. Осторожно приблизились, обернув руки тряпками, подняли дымящийся бочонок.

Под ним почерневшая плоть, зубы белеют на черном лице за сморщенными губами. Пламя выжгло Сиббе глаза, глубоко вошло в легкие, когда он машинально пытался вдохнуть. Но он был еще в сознании.

Когда епископ приблизился, Сибба поднял голову, почувствовав, несмотря на слепоту, свежий воздух.

– Раскайся, – закричал ему в ухо Даниэль. – Сделай знак. Любой знак, и я перекрещу тебя и пошлю твою душу без мук ожидать Судный день.

Он наклонился под своей митрой, чтобы уловить слова, которые смогут произнести сгоревшие легкие.

Сибба дважды кашлянул и плюнул обгоревшей плотью в лицо епископа.

Даниэль отступил, вытер с отвращением черный плевок, невольно вздрогнув.

– Снова, – сказал он. – Одевайте снова. Разожгите огонь. И на этот раз, – закричал он, – он может призывать всех своих языческих богов и самого дьявола.

Но Сибба никого не призывал. Пока Даниэль бушевал, а Вульфгар улыбался его гневу, пока воины сжигали тела, чтобы не закапывать их, два человека незаметно выскользнули из толпы, их видели только молчаливые соседи. Один был племянник Эльфстана. Другой видел, как разрушили его дом в схватке, к которой он не имел отношения. Распространившиеся по всему округу слухи подсказали им, куда идти.

Лицо Шефа не изменилось, когда посыльный, еле державшийся на ногах от усталости после долгой езды, рассказывал новости. Армия Мерсии в Вессексе. Король Альфред исчез, и никто не знает, где он. За миссионерами Пути безжалостно охотятся. Церковь предала короля Альфреда и всех его союзников анафеме, лишила всех прав, никто не должен ему помогать или давать приют.

И повсюду сожжения; или по приказу епископа Винчестера, когда отсутствует живой мертвец Вульфгар, распятия. Длинный перечень захваченных людей: катапультеры, товарищи, ветераны битвы с Айваром. Торвин застонал, ошеломленный, а список все продолжался и продолжался. А ведь погибшие не принадлежали к его народу и лишь недавно обратились к вере в Путь. Шеф продолжал сидеть на раскладном стуле, проводя пальцем по жестоким лицам на точильном камне.

Он знал, подумал Бранд, наблюдая, и вспомнил неожиданный запрет Шефа Торвину самому распространять веру. Он знал, что произойдет, догадывался. Это значит, что он послал своих людей, англичан, которых сам поднял из грязи, на верную смерть под пытками. И то же самое он сделал со своим отцом. Я должен быть уверен, очень уверен, что он никогда не посмотрит на меня с таким задумчивым выражением. Если я раньше и усомнился бы в том, что он сын Отина, теперь я знаю.