Т. Фельгенгауэр: — А знает об этом только США.

А. Проханов: — Этим объясняется эта сумасшедшая активность. Если, например, Сноуден оказывается вне пределов США, находится, например, в распоряжении российских спецслужб, то российские математики, российские конспирологи, дешифраторы могут выявить этот код, а это уже просто катастрофа. Это катастрофа, гораздо большая, чем та, когда англичане сумели захватить шифровальную машину германских…

Т. Фельгенгауэр: — Сейчас — стоп! Прекрасная конспирология. Вопрос: Об этом знают только США? Потому что, наверное, если бы знали все остальные — была бы борьба за Сноудена? А мы понимаем, что пока он, вообще-то, никому не нужен, и неясна вообще его судьба.

А. Проханов: — Борьба за Сноудена идет. И эта борьба идет между Штатами и Россией. И она очевидна, и они приобретает все более драматический характер.

Т. Фельгенгауэр: — Владимир Путин как-то настаивает на том, что «ребята, давайте жить дружно. Этот Сноуден — ну, да, пусть он только…»

А. Проханов: — Это совсем другое. Во-первых, Путин сказал, что он готов рассмотреть предоставление ему политического убежища, если Сноуден откажется от своих попурри, если он откажется от роли правозащитника, если он умолкнет и скроется в недрах российского общества, грубо говоря, — в недрах российских спецслужб, которые начнут вытаскивать из него эти коды. Может, восьмизначные цифры или стодвадцатизначные цифры. Путин сказал (спецслужбы именно так расценили его предложение): хватит заниматься дурью, хватит заниматься пиаром и этими дурацкими правами человека — давайте займемся кодами объявления войны. Это раз. Второе: Путин блестяще сказал, что сегодняшняя Россия никогда никого никому не выдавала и не выдаст.

Т. Фельгенгауэр: — Но это же не так.

А. Проханов: — Это заявление абсолютно контрастирует с подлой политикой Горбачева, который всех всегда постоянно выдавал.

Т. Фельгенгауэр: — Вот мой коллега Владимир Варфоломеев даже вывесил отчеты, именно по поводу выдачи, обмена — это официальные заявления. У нас можно на сайте, в блоге Владимир Варфоломеева посмотреть эти цифры.

А. Проханов: — Ни одна из громких фигур не была выдана американцам.

Т. Фельгенгауэр: — Погодите! Путин сказал: «Мы никогда никого не выдаем». Он не сказал: «Мы не выдаем громкие фигуры».

А. Проханов: — Жуликов, убийц, наркоманов и садистов, наверное, мы выдаем по уголовным делам. Речь идет о политических беженцах. Мы никогда не выдавали, Россия не выдавала Хонеккера, и Россия не предавала Наджибуллу, и путинская Россия не предавала — это все удел предшественников Путина. Поэтому он этим заявлением, во-первых, отгородился от постсоветских и ранних российских имен, когда всех и все выдавали, когда Россия была синонимом предательства, когда мы предавали не только лидеров, но и целые страны, целые цивилизации. Путин отгородился, так что это все, конец! С другой стороны, это заявление — это, по существу, дерзкое заявление, которое усиливает конфронтацию между Америкой и Россией, это заявление сильного человека, это заявление очень мужественного человека, это абсолютно не мальчишеское заявление, сделанное в запальчивости. Это заявление человека, который произнес в свое время «мюнхенскую речь».

Т. Фельгенгауэр: — Прекрасно! Владимир Путин — молодец, это я поняла. Что со Сноуденом в итоге? Мы его как-то к себе, все-таки?..

А. Проханов: — Мне кажется, что в конце концов он исчезнет в недрах российских спецслужб. Но это будет обставлено…

Т. Фельгенгауэр: — Вы же понимаете, что это невозможно? Ну как?

А. Проханов: — Почему невозможно?

Т. Фельгенгауэр: — То есть он… ну, потому что все следят за судьбой этого человека. Он не может просто исчезнуть.

А. Проханов: — Он попросит политического убежища, он примет условия, которые предлагают ему…

Т. Фельгенгауэр: — То есть мы дадим ему….

А. Проханов: — …Политическое убежище, и он исчезнет, и о нем все забудут.

Т. Фельгенгауэр: — Теперь все понятно. Теперь вы мне все объяснили, теперь я все поняла.

А. Проханов: — Ну, слава тебе, господи!

Т. Фельгенгауэр: — Да, видите, сколько минут вам приходится тратиться на меня, чтобы это все объяснить. Давайте теперь объясните мне про Российскую академию наук, потому что это конфликт, который мне совсем не понятен. Встречался сегодня Владимир Путин и с министрами, и с президентом РАН Владимиром Фортовым. И сам Путин говорит, что в целом, хоть реформа необходима и есть правильные вещи, но есть и спорные моменты. Вы мне можете объяснить, что происходит с реформой РАН? Кто кого там одолеет?

А. Проханов: — Я не могу вам этого объяснить, но я могу понять фон, на котором происходит эта реформа.

Т. Фельгенгауэр: — Хорошо, фон — это тоже очень важно.

А. Проханов: — Этим фоном являются мои два визита, которые я сделал на прошлой неделе. Первый визит на коллегию министерства обороны, которую вел новые министр обороны Шойгу, и на конференцию (где я видел, кстати, Сергея Бунтмана), которую вел Рогозин. И та и другая встреча не порадовали. Скажем, Рогозин сказал, что мы чудовищно отстали, что американцы этой весной испытали ракету, идущую на гиперзвуке. То есть это гигантская скорость ракеты, которая уменьшает подлетное время к нашим объектам в десятки раз. И американцы будут очень скоро в состоянии создавать это сверхточное качество в массовом количестве, и тогда они уничтожат наш ядерный потенциал. Примерно 95 % нашего ядерного потенциала будет уничтожено этими неядерными средствами. А оставшиеся 5 % будут перехвачены американскими ПРО. Для того чтобы такого не произошло, нам нужно преодолеть это чудовищное отставание. Чудовищное отставание преодолевается не инженерами, и не рабочими, и не политическим руководством — это отставание преодолевается наукой, сверхсовременной наукой. Скажем, гиперзвуком занимается Сибирская академия наук. Там есть группа ученых, которые идут по этому направлению. Вообще, в новых вооружениях, конечно, первым делом участвует наука, и разгром науки окончательно закрепит стратегическое превосходство американцев.

Т. Фельгенгауэр: — А реформа РАН — это, по-вашему, разгром науки?

А. Проханов: — Да, это разгром, это второй этап разгрома сталинской науки.

Т. Фельгенгауэр: — А почему Владимир Путин это в целом одобрил, сказал, что это нужно делать, и как можно быстрее?