Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Или поможет, или обратится через голову Фритина. Ты только пригрози, что подаришь ему Фафу, — это заставит его потрудиться тебе на пользу. — Ингри ухмыльнулся: его выходка вполне могла сойти за подобающую молитву богу злокозненных шуток.
— Он обладает властью в храме?
Ингри пожал плечами.
— Он представляет власть того бога, который не станет по крайней мере дожидаться помощи священнослужителей.
Джокол надул губы, потом кивнул и улыбнулся.
— Очень хорошо! Благодарю тебя, Ингорри! — Он быстро зашагал следом за дедикатом, сопровождаемый верным Оттовином.
Ингри показалось, что кто-то рассмеялся ему в ухо; но это не был Симарк, который озадаченно смотрел вслед Джоколу. Особенности акустики храма, должно быть… Ингри встряхнул головой и принял позу почтительного внимания: приближался сопровождающий дам Биаст.
Принц, окинув взглядом двор, устремил на Ингри странный взгляд, неуверенный и вопросительный. Ингри подумал о том, что все присутствующие встречались здесь в прошлый раз всего два дня назад, во время похорон Болесо. Может быть, Биаст гадает, верить ли в совершенное Ингри-шаманом чудо освобождения души его брата? Или — это, пожалуй, смутило бы Ингри ещё больше, — поверив в чудо, Биаст теперь размышляет о том, какие последствия могут проистечь из случившегося тогда?
Как бы то ни было, служитель в серых одеждах провёл Фару и её свиту через лабиринт зданий, занятых храмовыми клерками и службами различных орденов; некоторые из них были новыми и выстроенными с определённой целью, но большая часть представляла собой древние приспособленные для новых нужд строения. Дорога вела между двумя бывшими резиденциями кланов — одна из них теперь была приютом для подкидышей, находящихся под присмотром служителей Бастарда, другая — госпиталем Матери, под колоннадой которого суетились целители в зелёных мантиях, а в обширном саду прогуливались выздоравливающие.
На следующей улице располагалось большое трёхэтажное здание из такого же жёлтого камня, что и дворец Хетвара; в нём находилась храмовая библиотека и залы заседаний ордена Отца. Просторный холл огибала лестница; поднявшись по ней, можно было попасть в уединённое, обшитое деревянными панелями помещение.
Разбирательство уже началось: из двери как раз выходили двое слуг, которых, как показалось Ингри, он видел в охотничьем замке; оба явно испытывали облегчение после окончания допроса. Узнав принца-маршала и принцессу, слуги, почтительно кланяясь, поспешили убраться с дороги. Биаст в отличие от Фары, шею которой уязвлённая гордость сделала негнущейся, в ответ вежливо кивнул. Первым же человеком, которого Фара увидела, войдя в дверь, оказался управитель замка рыцарь Улькра, и принцесса фыркнула, как испуганная лошадь. Улькра поклонился с не менее смущённым видом.
В дальнем конце зала стоял длинный стол, и за ним, спинами к задёрнутым занавесями окнам, сидели пятеро судей. Двое из них носили серо-чёрные мантии и красные наплечные шнуры служителей Отца, трое остальных — нагрудные цепи королевских судей. Сбоку за маленьким столиком расположился писец с перьями, чернильницей и стопкой бумаги. Вдоль стен зала тянулись скамьи, и на одной из них сидел ещё один священнослужитель — тощий высокий мужчина с растрёпанными седеющими волосами в серых одеждах. Красный шнур у него на плече был перевит золотой нитью — знак высшей учёности в области юриспруденции. Советник при судьях?
Судьи поднялись на ноги, чтобы выразить своё почтение принцу-маршалу и принцессе; двое дедикатов были посланы за мягкими креслами для благородных телес Стагхорнов. Пока происходила вся эта суматоха, Ингри подошёл к Улькре, который при виде его нервно сглотнул, но вежливо ответил на приветствие.
— Вас уже допрашивали? — любезно поинтересовался Ингри.
— Я должен был быть следующим.
— Вы собираетесь говорить правду, — понизив голос, спросил Ингри, — или лгать?
Улькра облизнул губы.
— Чего, по-вашему, желал бы лорд Хетвар?
Не считает ли он Ингри всё ещё человеком Хетвара? То ли Улькра необыкновенно проницателен, то ли не слышал последних сплетен?
— На вашем месте я больше заботился бы о том, чего желает будущий господин Хетвара. — Ингри кивнул в сторону принца Биаста, и Улькра настороженно проследил за его взглядом. — Он ещё молод, но не останется таким навсегда.
— Можно предположить, — прошептал Улькра, — что он хотел бы защитить сестру от обвинений и упрёков.
— В самом деле? — уклончиво пробормотал Ингри. — Давайте узнаем. — Он поманил Биаста, который с любопытством смотрел на Улькру.
— Да, Ингри?
— Милорд, рыцарь Улькра никак не может решить, предпочли бы вы, чтобы он говорил чистую правду или приукрасил её, чтобы избавить вашу сестру от огорчений. Сами судите, что это говорит о вашей репутации.
— Ш-ш, Ингри! — в ужасе зашипел Улькра, испуганно оглянувшись через плечо на судей.
Биаст растерялся. Ответил он осторожно:
— Я обещал Фаре, что никто здесь не станет её стыдить, но, безусловно, никто не должен нарушать клятву говорить правду перед судьями и перед богами.
— Вы прямо сейчас определяете путь, которым пойдёт ваш суд, принц. Если вы отучите людей говорить в вашем присутствии неприятную правду, вам придётся научиться видеть то, что скрывается за красивой ложью, потому что во всё ваше царствование, сколь бы кратким оно ни оказалось, вы тогда ничего другого не услышите. — Ингри говорил ровным тоном, словно выбор Биаста не имел для него никакого значения: сам он готов и к тому, и к другому.
Губы Биаста дрогнули.
— Как это Хетвар говорил о вас? Что вы бросаете вызов, кому только пожелаете?
— Противлюсь любому нажиму. Это больше всего нравится Хетвару. Он не дурак.
— Совершенно верно. — Глаза Биаста сузились. Потом, к удивлению и радости Ингри, он повернулся к Улькре и коротко бросил: — Говорите чистую правду. — Потом, тяжело вздохнув, добавил: — С Фарой я сам разберусь.
Улькра, широко раскрыв глаза, поклонился и поспешно удалился — должно быть, опасаясь, что иначе Ингри впутает его ещё в какие-нибудь неприятности. В этот момент принесли кресла; Ингри с искренним уважением поклонился Биасту, который ответил ему довольно ироничным кивком, и занял место на задней скамье, откуда ему были виден и весь зал, и все, кто входил в дверь.
Сидя там, Ингри предался бесполезным теперь размышлениям: будь у Болесо друг, которому хватило бы мужества воспротивиться самым опасным затеям принца, свернул бы Болесо на кривую дорожку, приведшую его к смерти? Болесо всегда был самым неуправляемым из королевских детей. Может быть, ничто не могло бы его спасти.
Судьи коротко посовещались шёпотом и вызвали Улькру; управитель принёс клятву говорить правду и приготовился отвечать на вопросы: он заложил руки за сутулую спину и расставил ноги, словно эта воинская поза придавала ему мужество. Вопросы задавались строго по делу: следователи, похоже, уже имели представление о том, что произошло в охотничьем замке.