похожий скорее на барак, только на высоченных сваях, иначе зимой не выжить, улица с раздолбанным от перепадов температуры асфальтом, редкие чахлые, будто чахоточные, деревца размером со средней высоты собаку, уныло-желтый и серый цвет… Мама разложила привезенное богатство на убогой раскладушке и расплакалась. Плакала долго и так горько, как не плакала уже давно… А потом достала нитки и села вязать на зиму свитер и толстые носки.

Я в это время, конечно, не замечала трудностей и не представляла, как тяжело купать ребенка, если в доме как факт нет кранов, а воду привозят на специальной машине и заливают шлангом в бочки в квартирах, как сложно идти по нерасчищенной улице, пробираться по обледеневшим ступенькам теплотрассы, стоять в длинной очереди в маленьком магазинчике за дефицитными продуктами…

Иногда папа дежурил целыми сутками, и мы оставались одни в затерянном посреди снегов доме, а за окнами злобно завывал ветер. Мама, стараясь не напугать меня, обходила квартиру, зажигая свет даже в кладовке, а сама чувствовала страх: вдруг за дверью кто-то притаился.

— Под кроватью посмотри! — слышался с детской кроватки мой ехидный голос.

Сама я не помню этого — случай донесли до меня семейные легенды, как и то, как я года в полтора-два весьма осознанно пугала двоюродную сестру, бывшую старше меня на несколько месяцев…

Область моей памяти начинается чуть позже. Кажется, с лампочки на плохо беленном, высоком для меня потолке. Я смотрю на нее прищурившись и вижу, как лучики света превращаются в странные сказочные фигурки… Или с пакета мелкого янтаря, который я принесла в детсадовскую группу, привезя его из Прибалтики, где в ту пору оставались мамины родители и куда мы ездили каждое лето. Сначала — с дозаправкой самолета — до Москвы, к папиным, потом — в Эстонию, к маминым… Или с того, как отдала какой-то девочке во дворе только что подаренную мне куклу — незнакомка просила сходить с ней пообедать и обещала вернуться. Я ждала ее очень долго, обмирая от страха, как буду объясняться с мамой, и странного, вызывающего недоумение, чувства: как же можно солгать?.. «Она придет, она обещала. Ее просто не отпустили сейчас», — повторяла я, смутно надеясь на силу слов, способных воплотиться в реальности. Девочка, конечно же, не пришла. Или, может быть, с того случая, как, собрав ватагу ребятни, многие из которых были постарше меня, повела всех «на экскурсию» в тундру. Впрочем, гид из меня вышел не очень хороший. Не успели мы уйти далеко, как я умудрилась свалиться со специально проложенных деревянных мостков в болотце. Ничего страшного, но испачкалась, конечно. Кажется, разревелась, и мы с позором повернули к дому, где уже ждала не слишком доброжелательно настроенная мама, которой успели донести о моих подвигах.

Четко помню, как перед первым классом отчаянно скучала и мечтала подружиться с девчонками, уже знакомыми друг с другом по летнему лагерю. Они собирались играть в Золушку. Золушкой, конечно, была самая популярная девочка.

— Можно с вами? — спросила я, подойдя к ним и с деланым безразличием ковыряя землю носком веселенького резинового сапога.

Они посмотрели на меня как на волчонка, пытающегося прибиться к чужой стае, но отчаянно пахшего нездешними просторами, и зашептались, решая этот немаловажный вопрос. Звезды в этот день оказались на моей стороне, и вердикт был: да, пожалуй.

— Будешь злой сестрой, — серьезно объяснила одна из девочек. — Я тоже сестра Золушки, но я лучше. Я не такая злая. А ты будешь самой плохой сестрой. Поняла?

Я кивнула. Что уж там не понять?.. И тут же повернулась к самой популярной девочке.

— Ты такая страшная! — сказала я, вживаясь в роль. — Настоящая замарашка!

— Сама такая, — вяло попыталась отбиться она, но голосок предательски задрожал.

— А вот и нет! Это ты Золушка! Замарашка и уродина! — сообщила я.

И тут девочка громко расплакалась, а остальные набросились на меня. Так я в первый раз в жизни пострадала ради искусства и проявила неожиданный актерский талант.

— Мама, я плохая? Со мной можно дружить? — спросила я как-то вечером.

— Тебя кто-то обидел? — встревожилась она.

Я помолчала, обдумывая вопрос, и покачала головой. Дочери военных летчиков не жалуются. Как и их жены. Это семейное — негласный кодекс, нечто вроде самурайского.

Мама в это время, кстати, устроилась на работу. Рабочих мест в военном городке было не так уж много, не повыбираешь. Пришлось идти официанткой в единственный местный ресторан. Иногда меня брали туда, и я сидела в каком-то уголке, рассматривая картинки в книге Волкова «Семь подземных королей». Очень любила тогда эту сказку — наверное, это сама северная скудная земля, скрывавшая в недрах ископаемые сокровища, шептала мне о романтике чудесных находок и тайнах кладов.

— Людочка, «Оливье», пожалуйста! И сто грамм… нет, лучше сразу двести. Ой, а это у вас дочка такая большая? И не скажешь! Не посидите с нами?.. Почему же?.. Ох, как жалко. Триста грамм принесите, Людочка…

«Птица счастья завтрашнего дня…» — старательно исполнял шлягер местный оркестрик.

А герои плыли на лодках, разгоняя слабым светом чадящих факелов мрак подземных тоннелей… И сияли самоцветы, и тявкала маленькая смешная собачка…

Я поднимала глаза от слегка потрепанных на углах страниц старой книги, но продолжала видеть тот сказочный мир.

«Выбери меня, выбери меня!» — настойчиво, как заклинание, звенело вокруг.

— И еще рыбки, Людочка!..

А папа часто пропадал на дежурствах. Регион (вспомним про Америку) был непростым, иногда дежурство продолжалось сутками, причем военные находились в постоянной готовности по малейшему сигналу тревоги вступить, что называется, в боевое взаимодействие…

Помню, он приходил и всегда подхватывал меня на руки. Потом хлопал по карманам синего летного комбинезона и, доставая маленькие шоколадки, которые выдавали офицерам в качестве пайка, спрашивал:

— Ну, что я принес?.. Посчитай.

Пока я была совсем маленькая, счет шел на «один, два… много!..».

Это потом стало ясно, что обычно шоколадок оказывалось три. Странно, а ведь я до сих пор в целом равнодушна к конфетам и шоколаду. Зато люблю кедровые орешки, тогда я считала, что они называются диковинным певучим словом плоскогубцы, путая продукт с инструментом, которым папа для меня их раскалывал…

В школу я пошла, когда мне еще не исполнилось семь, а поэтому потребовалось сдать вступительный экзамен, доказывая свою смышленость и начальное образование: сосчитать до десяти и обратно, рассказать сказку и ответить на какие-то незамысловатые вопросы. Экзамены удались, тем более я доверительно сообщила, что у меня уже есть кукла-невеста, и всем стало абсолютно ясно, что девочку с куклой-невестой нужно срочно брать в школу