Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грохот барабанов и дымовая завеса. Их она осознала до того, как увидела королевский кортеж. Барабанная дробь разносилась над болотами в облаках летаргической дымки, а падающий снег то и дело гасил факелы. Придворные рассредоточились гусиным клином с темным клубком тел, скучившимся в центре: лакеи, солдаты, фрейлины, повара, кучера, шуты и затейники, советники и прочие сопровождающие лица. Вся дворцовая челядь шествовала по Бердленду.
Движение процессии было хорошо налажено. Слуги устилали заледеневшее болото широкими досками. Шестеро дюжих мужиков вытаскивали длинные бревна из-под хвоста кортежа и, спотыкаясь, устремлялись вперед, чтобы опять быстро соорудить там твердый, как в любом доме, деревянный пол. Для королевы и ее ближайшего окружения, вроде музыкантов и фрейлин, соорудили передвижную платформу с троном. На протяжение десяти миль слуги таскали доски, вновь и вновь укладывая их на очередные участки болотной земли; Шэй испытывала сострадание, просто глядя на них. Дворцовые капельдинеры держали расписные панели по бокам и с тыла платформы с троном, чтобы глаз королевы не осквернил ни один грязный дюйм подвластного ей королевства.
Шэй дрожала под унылым деревом. Вся эта фальшивая декорация – разукрашенные стены и пол и пылающие жаровни – ничуть не убавляла стылых тягот зимы. Кортеж остановился в десяти ярдах от дерева. Корявый, вылезший из болота корень помешал хорошо установить платформу. Трон королевы слегка накренился в сторону Темзы. Барабаны умолкли, и к ней направился солдат с мушкетом.
– Проходи, – осмотрев ее, разрешил он.
Прогулка казалась нескончаемой. Вблизи ритуального дерева почва стала менее топкой, но выступающие корни застыли ледяными волнами, и она дважды споткнулась. Ее надсадное дыхание заглушало рождавшиеся вокруг звуки: хлопанье знамен и крыльев стаи скворцов, слетавшихся на ветви дерева. Елизавета, облаченная в темные пушистые меха, выглядела настолько исхудавшей, что ее бледное лицо напоминало святые мощи. «Она умирает», – подумала Шэй.
Бесподобный нашел бы, что сказать о макияже королевы. Густом и неряшливо наложенном. Слой белил вокруг глаз потрескался и осыпался, а пятна красных румян придавали ее лицу шутовской вид. Однако взгляд ее оставался бдительным и настороженным.
– Не представляю, как в такой унылой бесплодной земле можно предсказать удачу, – она обвела рукой пустынные болота Бердленда. К счастью, за ее спиной уже собирались скворцы.
– Разве, несмотря на бесплодность, она не производит величественного впечатления? – промолвила Шэй с легким поклоном.
Елизавета бросила беглый взгляд на болотные просторы – тянувшиеся до горизонта стылые серо-бурые земли, окутанные дымом и облаками. Она подняла взгляд на крону дерева.
– Они слетелись? У вас есть все, что нужно?
В верхних ветвях нарастало беспокойство. Птицы прибывали со всех сторон, стая оживляла крону дерева. Под темными телами уже прогибались и покачивались ветви, и еще больше птиц кружило над ними.
– Благоволение бога, условия идеальны. Интересует ли ваше величество будущее какой-то особой линии судьбы?
Случайный порыв ветра, промчавшись по болоту, поднял стаю с ветвей, а затем снова опустил ее вниз. Из-под капюшона Елизаветы выбился легкий завиток: ее рыжие волосы у корней совсем побелели.
– Сегодня, Воробьиная девочка, меня волнует не моя судьба, а твоя.
Она щелкнула пальцами, и слуга, выйдя вперед, развернул перед ними лист бумаги. Шэй узнала это цветовое решение. Желтоватая бумага и черные заглавные буквы: афиша Призрачного театра.
Текст гласил:
ВРЕМЯ САТУРНАЛИЙ!
ПРИЗРАЧНЫЙ ТЕАТР
СМЕРТЬ ЛОРДА БЕСПОДОБНОГО
И ВОЗВРАЩЕНИЕ ВОРОБЬЯ
ЗАВТРА ПРАЗДНЕСТВО В САУТУАРКЕ
Елизавета не сводила взгляда с лица Шэй.
– Их во множестве расклеили по всему городу. Чем быстрее мы их срывали, тем больше их появлялось вновь. Весьма… тревожное явление.
– Клянусь, я ничего не знаю об этом, – холод пробирал ее до костей, но теперь при виде своего имени на афише она вся закоченела, – мне ничего об этом не известно, но я отказалась бы, если бы мне предложили выступить в таком зрелище.
– Ты виделась с ним?
– Нет. Но он знает, что я не стала бы играть в таком представлении.
Елизавета хранила молчание. Она спокойно восседала на троне, не обращая внимания на порывы ветра, раскачивающие панели вокруг нее. На шум ветвей и крикливую птичью перебранку. Ее дыхание пахло дряхлостью и гвоздикой, пряному благовонию надлежало скрыть гнилостный душок. И сочетание этих запахов – смерти и ее сокрытия – воспринималось более скверно, чем каждый из них сам по себе. Затянувшееся молчание побуждало к новым объяснениям.
– Коммонеры заставляли меня выступать, – сказала Шэй, – но теперь я сбежала от них и уединилась. Мой запал выдохся.
Она не знала, услышала ли ее Елизавета. Королева разгладила афишу перед собой, но больше не смотрела на нее.
– Ты знаешь, где он?
– Нет.
– Ты знаешь, где именно он будет выступать?
– Нет.
– А знаешь ты, о чем он будет говорить?
– Нет. И я уверена, что сам он тоже пока этого не знает.
В глубине глаз Елизаветы таился какой-то тревожный огонек. Впервые Шэй задумалась о том, что королева могла бояться Бесподобного. Весь город знал, что порочность подмастерьев с их буйными пьянками раздражала ее, но до сих пор всплески их агрессии оставались беспорядочными, быстро вспыхивая, но также быстро и угасая. С внезапной ясностью Шэй вдруг осознала источник страха Елизаветы. Возможно, именно Бесподобный даст им некий определенный стимул, превратив их из стада в недовольную стаю, из толпы в армию, из обычных бузотеров в вооруженных воинов. Даже закутанная в теплые меха Елизавета снова поежилась, и у Шэй внезапно возникло странное впечатление, что от королевы осталась только голова – глава государства, – покоящаяся на кружевном ложе. Смехотворная и ужасающая картина. Елизавета хлопнула в ладоши, разорвав морозную тишь. Придворные позади нее тоже начали хлопать. Некоторые вертели трещотки. По мере распространения шума огромные волны скворцов поднимались в небо.
Елизавета взяла Шэй за руку и сказала:
– Итак, нам пора прояснить судьбу.
В одно мгновение беспорядочно, как галька, рассеянные птицы слились в единое живое существо. Множество шей тянулось к небу, где в серой дымке разворачивалось своеобразное танцевальное зрелище живого кружевного полотна. Свита разразилась восторженными возгласами, словно узрела праздничный фейерверк, а Елизавета мягко сжала ее руку. Такой человеческий жест на миг лишил Шэй самообладания. Из-за полыхавших вокруг огней факелов птицы выглядели размытым черным пятном на фоне облаков. Предвидение в ней молчало. Почему всем так нужны предсказания? Откуда они возьмутся? Непонятно и бесполезно. Судьба все равно накроет тебя своими волнами. С тем же успехом можно было пытаться спорить с морской стихией.
Но когда она