Она еще крепче сжала его руками и ногами, и он спустился вниз, в подлесок, где было ощутимо теплее.

Ее руки были ледяными. Даже он это чувствовал, ощущение холода, исходящее от ее рук, будто дым.

Он медленно пошел меж величественных серых дубов, неся ее, то и дело останавливаясь, чтобы поцеловать ее, чтобы погладить ее левой лапой под свитером, ощутить горячую шелковистую кожу, нагую плоть, такую влажную, такую гладкую, благоухающую лимоном и цветами, названий которым он не знал, благоухающую крепким обжигающим запахом ее живого тела. Он приподнял ее и облизал ее груди, и она вздохнула.

Когда они вернулись в дом, он положил ее на длинный стол в столовой. Держал ее руки меж своих лап, теплых лап. Ведь они теплые? В столовой было темно. Дом вздыхал и поскрипывал, противостоя напору ветра, дующего с океана. Сквозь арку проникал свет из гостиной.

Он долго смотрел на нее, лежащую, ожидающую его, с распущенными волосами, в которых застряли хвоя и листья, ароматные. Ее глаза, большие и сонные, глядели на него.

Он зажег спичку и поджег дубовые поленья в камине. Затрещала растопка, и языки пламени лизнули дрова. Потолок озарил призрачный свет. Отблески огня заплясали на лакированной поверхности стола.

Она начала снимать одежду, но он жестом попросил ее подождать. И сам начал раздевать ее, медленно, аккуратно закатывая свитер и тихонечко стягивая его, расстегивая брюки, снимая их. Она скинула туфли.

Ее вид, нагой, на полированном столе, привел его в приятное безумие. Он провел мягкой шерстью лапы по ее ступням. Погладил обнаженные икры.

— Не дай мне причинить тебе боль, — прошептал он низким голосом, уже ставшим для него привычным, ставшим его частью. — Скажи мне, если вдруг будет больно.

— Ты никогда не делал мне больно, — прошептала она. — Ты не можешь сделать мне больно.

— Какое нежное горло, нежный живот, — тихо прорычал он, облизывая ее длинным языком, поглаживая и приподнимая ее груди лапами, ниже подушечек, там, где они были покрыты мягкой шерстью. Изыди от меня, горе. Став на колени, он аккуратно поднял ее и осторожно опустил на себя, входя в нее. Все вокруг расплылось, лишь гудел и трещал в ушах огонь, лишь она в его сознании, ничего, кроме нее, а потом не стало и сознания.

Потом он поднял ее и понес к лестнице, по пустому коридору, так далеко, в кромешной темноте, в тепло их спальни. Духи, свечи. Так темно и так тихо.

Он положил ее на кровать, будто тень на белизне простыней, и сел рядом. Ничего не говоря, закрыл глаза и призвал превращение. В груди загорелся огонь, воздух будто приподнял волчью шерсть, размягчая ее, растворяя ее. Волны экстаза прокатились по телу, шатая его, сильно, но недолго. Шерсть начала исчезать, кожа задышала, и он поглядел на свои руки; свои обычные руки.

— Сегодня я сотворил нечто ужасное, — сказал он.

— Что такое? — спросила она, взяв его за руку и легонечко сжав.

— Я покалечил мальчика, мальчика, которого пытался спасти. И думаю, что мог передать ему Хризму.

Она ничего не сказала. На ее лице отразилось лишь понимание и сочувствие. Какое чудо. От кого еще он мог бы ждать такого? Надеяться — вовсе не то же самое, что ожидать.

— Что, если он умрет? — со вздохом сказал он. — Что, если я пролил кровь невинного? Что, если, в самом лучшем случае, он станет таким же, как я?

Утренние новости взорвались, и не только потому, что Человек-Волк имел смелость прийти в Санта-Розу, город к северу от Сан-Франциско, убив четверых мерзких бандитов, но и потому, что выживший был весьма известен.

Хотя несовершеннолетний, едва не погибший при нападении убийц, и был скрыт программой защиты, но уже в пять утра он сам позвал журналистов, прямо с больничной койки, и изложил нескольким журналистам свою версию событий.

Его звали Стюарт Мак-Интайр, ему было шестнадцать лет, он учился в школе, а всего полгода назад он прославился на весь мир, настаивая на своем праве «пригласить на выпускной мужчину», учась в Католической академии Святого Причастия в Санта-Розе. В школе не только отказали ему в этом, но и лишили его диплома с отличием, таким образом лишая его права произнести речь на выпускном вечере. Стюарт обратился к прессе, раздавая интервью по телефону и в Интернете, всем и каждому.

Это был уже не первый случай борьбы за права геев, в которой преуспел Стюарт. Но наивысшим его достижением, до получившего известность скандала с выпускным, стала его успешная карьера актера в школьном театре, когда он уговорил администрацию школы сделать полноценную постановку «Сирано де Бержерака», в которой он сыграл бы главную роль. Что он и сделал, очень успешно.

Как только Ройбен увидел Стюарта в новостях, то сразу узнал его. С квадратным лицом, широким носом и скулами, покрытыми веснушками, с густой гривой светлых волос, окружающих его лицо, будто ореол. У него были серые глаза, и на лице постоянно играла шаловливая улыбка. Приятный и добрый на вид парень, очень фотогеничный.

Ройбен только начинал работать в «Обсервер», когда Стюарт стал местной знаменитостью, но Ройбен никогда не уделял внимания его истории, разве что посмеялся над тем, как этот смелый парнишка решил, что сможет убедить администрацию католической школы разрешить ему пригласить на выпускной парня.

Его «парень», Антонио Лопес, оказался тем самым вторым мальчишкой, который погиб этой ночью от рук бандитов, привыкших издеваться над геями. И которые, кстати, прямо сказали и парням, и остальным, что намерены расчленить тела ребят после того, как убьют их.

К полудню шум поднялся еще больше, и не только потому, что «неуязвимый» Человек-Волк вмешался, сохранив жизнь Стюарту, но и потому, что пошли слухи о том, что за этим нападением стоит отчим Стюарта, инструктор по гольфу по имени Герман Баклер. Двое из четверых бандитов оказались двоюродными братьями погибшего парня, Антонио, и их родственники дали показания, прямо указав на отчима Стюарта как на человека, спланировавшего нападение, чтобы избавиться от пасынка. Стюарт тоже заявил полиции, что нападение спланировал его отчим, и что те, кто пытался убить его, прямо ему об этом сказали.

Все оказалось достаточно сложно. Мать Стюарта, крашеная блондинка по имени Баффи Лонгстрит, пару лет играла в подростковом ситкоме, а отец был ведущим специалистом в «КомпьюТек», сколотив огромное состояние в Кремниевой Долине незадолго до кризиса Дот Ком и оставив Стюарту хорошее наследство, после того как умер, заразившись смертельной болезнью в Сальвадор Да Бахия, отправившись за приключениями на Амазонку. Так что преступление отчима имело единственной целью завладеть деньгами Стюарта, не говоря уже о том, что он его откровенно ненавидел. Конечно же, он все отрицал, грозя затаскать Стюарта по судам.

Сейчас Стюарт уже учился в университете Сан-Франциско, жил один, в собственной квартире на Хайт Эшбери, в трех кварталах от места учебы, а в Санта-Розу приехал в гости к своему другу Антонио. Тут и произошло нападение. Целью жизни Стюарта, по крайней мере, так он не раз говорил журналистам, было стать юристом и бороться за права человека. Он часто участвовал в ток-шоу на радио, по телефону и оказался первым из выживших после атаки Человека-волка, кто согласился общаться с журналистами напрямую, с тех пор, как Сьюзен Ларсон разговаривала с Ройбеном в редакции «Сан-Франциско обсервер».