— Ничего! — фыркнула Эдди. — Я вовсе не жажду увидеть, как Аделаида вдруг сделается дикой.

— Что-что? — спросила Либби с недоумением. — Что вы там говорите про дикость?

— А ты не знаешь? Нынче Аделаида у нас не пьет кофе. Потому что от кофе она делается дикой. Разве она сама тебе не говорила?

— Эдит, я тоже люблю иногда выпить кофе без кофеина, — сказала Тэт. — Но, конечно, не то что я не могу без него жить…

— Но мы же не в джунгли собрались! Почему она не может купить его в Чарлстоне? Зачем таскать банки в чемоданах, когда можно…

— Так ты же сама купила целую упаковку горячего шоколада для себя…

— Ты же знаешь, как рано наша Адди поднимается по утрам, — мирно прощебетала Либби. — Наверное, она просто не хочет нас будить по дороге, выпьет себе утром чашечку…

— Но ведь я для того и купила этот проклятый шоколад!

— Так дашь его мне, я обожаю шоколад. Как это чудесно! — воскликнула Либби, хлопая в ладоши и глядя на Харриет с радостным волнением. — В это время на следующей неделе мы уже будем в Южной Каролине. Я так волнуюсь!

— Да-да, — подхватила Тэт, — твоя бабушка нас туда отвезет. Она такая молодчина!

— Либби, Ида Рью уходит от нас, — несчастным голосом сказала Харриет.

— Уходит? — Либби последнее время стала плохо слышать, сейчас она вопросительно взглянула на Эдди, ожидая разъяснений. — Харриет, дорогая, говори немножко громче, хорошо?

— Ида Рью — их домработница, — объяснила Эдди. — Она уходит, и Харриет из-за этого расстроена. А я ей говорю, что все образуется, что в мире нет ничего постоянного…

— О, милочка, — сказала Тэт. — Как это тяжело для тебя. Ида ведь была с вами так долго!

— Бедняжка Харриет! — воскликнула Либби. — Милая, ты ведь любишь Иду, правда? Так же как я люблю Одеон.

Тэт и Эдди за ее спиной закатили глаза, и Эдди сказала:

— Мы все знаем, как сильно ты любишь Одеон. Даже слишком сильно.

Тэт хихикнула: леность Одеон была среди сестер притчей во языцех, она только и делала, что сидела в кресле, жалуясь на здоровье, а Либби хлопотала вокруг, наливала ей лимонад и мыла посуду.

— Одеон со мной уже много лет, — твердо сказала Либби, розовея, — она часть моей семьи, мы с ней неразлучны еще со старого дома, и господи прости, у вас что, нет сердца? Она ведь совершенно больной человек.

— Она пользуется тобой, Либби, — проговорила Тэт.

— Дорогая, — отчеканила Либби, лицо которой стало совсем розовым, под цвет блузки, — наверное, ты не помнишь, что Одеон вынесла меня из дома, когда я лежала с пневмонией и даже двигаться не могла. Да, она вынесла меня на своей спине! И несла всю дорогу до больницы!

Эдди не удержалась:

— Что ж, наверное, это было последнее, что она сделала в твоем доме.

Либби повернулась к Харриет и поглядела на нее с сочувствием:

— Бедняжка! Ужасно быть ребенком, правда? Все время зависеть от других.

— Что ж, совсем скоро наша Харриет вырастет, — вмешалась Тэт. — Правда, малышка? И у тебя будет свой дом, и тогда ты можешь забрать к себе Иду, и все будет хорошо.

— Глупости! — сказала Эдди. — Она очень скоро забудет об этой истории.

— Никогда! — вскричала Харриет так громко, что сестры переполошились. — Я никогда, никогда не забуду об этом!

Она вырвалась из рук Тэт и сломя голову бросилась бежать прочь. Эдди подняла бровь, как бы говоря: «Представляете, и так продолжалось все утро!»

— Боже мой, — сказала Тэт, проводя рукой по волосам.

— По правде говоря, я считаю, что Шарлот совершает большую ошибку, — сказала Эдди. — Но я не могу все время вмешиваться. Пора Шарлот самой нести ответственность за свои решения.

— А как же девочки? — спросила Либби. — С ними-то что будет?

— Либби, вспомни себя — ты осталась одна с маленькими сестрами на руках и больным отцом, когда сама была немногим старше.

— Да, это так, но сейчас все по-другому… Эти дети гораздо чувствительнее нас…

— Да всем было наплевать на нашу чувствительность, и ничего, мы выжили.

— Что это случилось с малышкой Харриет? — воскликнула напудренная и напомаженная Аделаида, грациозно поднимаясь на крыльцо. — Она промчалась мимо меня, только пыль летела столбом, даже не поздоровалась.

— Пойдемте-ка внутрь. — Эдди посмотрела в безоблачное небо, солнце уже начинало припекать. — Я поставлю кофе. Для тех, конечно, кто от кофе не звереет…

— Ах боже мой! — воскликнула Аделаида, нагибаясь и вдыхая запах только что расцветших нежно-розовых лилий. — Эдит, я не знала, что у тебя растет такая прелесть!

— Эти зефирные лилии? Я выкопала луковицы, когда они совсем погибали, но я вымочила их в марганцовке, и смотри, как им тут понравилось…

— Они просто прелестны, — мечтательно протянула Аделаида. — Помните, мама называла их «розовый дождь»? Кстати, Эдит, ты не могла бы вскипятить для меня немного воды? Я не могу пить кофе, от кофе я становлюсь…

— Дикой? — Эдди подняла бровь. — Нам, право, вовсе не хочется, чтобы ты одичала, Адди.

Хилли прочесал все окрестности, но Харриет нигде не было. У нее дома царила странная, даже для семейства Кливов, атмосфера. Никто не открыл ему дверь. Он толкнул ее плечом и прошел на кухню — там за столом, забравшись на стул с ногами, сидела Алисон и горько всхлипывала, а Ида Рью, повернувшись к ней спиной, вытирала ложки, делая вид, что ничего не слышит. Ни одна из них не сказала Хилли ни слова, они даже не посмотрели в его сторону.

Он решил попытать счастья в библиотеке. Миссис Фосетт, звеня браслетами, с энтузиазмом замахала ему рукой, но Хилли, помахав ей в ответ, быстро прошел в читальный зал. Конечно, Харриет была там: сидела, положив на стол острые локти и уткнувшись в огромную книгу.

— Алло, Харриет! — страшным шепотом зашипел он ей в ухо. — Ты представляешь? Машина Дэнни Ратклиффа припаркована у здания городского суда!

Его взгляд упал на огромную книгу, которая на самом деле оказалась подшивкой старых газет. Он с испугом взглянул на старую черно-белую фотографию, занимающую половину полосы: на ней мать Харриет стояла с перекошенным лицом, рот у нее был широко открыт, а на переднем плане кто-то смазанный тащил носилки, видимо, в карету скорой помощи. Заголовок гласил: «Трагедия матери в День матери».

— Эй, постой-ка, — произнес он вдруг, тыча пальцем в фотографию. — Это же твой старый дом!

Харриет молча захлопнула подшивку и указала рукой на табличку с надписью «Разговоры запрещены».

— Давай, пошли, — горячо зашептал ей Хилли, толкая рукой под бок. Не говоря ни слова, Харриет поднялась и пошла следом за ним к выходу.