— Димка! Нестеров! Ты-то чего сунулся в это стадо, ты ж всегда был разумным человеком! Или после того дня совсем свихнулся?

Тот пропыхтел несколько невнятных слов, из которых можно было разобрать только «священное место» и «слава Вейтарволду»! Последнее меня определенно смутило, и потому я пропустил внушительный удар прямо в лоб от одного из сектантов. А потом — чем-то увесистым — почти в висок. Еле успел мотнуть головой, чтобы несколько смягчить удар. Кретины, безмозглые, как самый тупой из коаллей, жертвы регрессивной эволюции, а попросту придурки!.. Если они считают аррантов избранным племенем, которому сами же поклоняются, а моего отца и вовсе возвели в какие-то пророки — то неужели они не могут разглядеть, что я аррант?! Неужели не в состоянии отличить зиймалльца от чистопородного уроженца Аррантидо-дес-Лини! Или они обдолбались какой-нибудь ритуальной дрянью, как это практикуется у особо ревностных и одержимых идолопоклонников, и ни Троллопа не соображают? Бестолочи, идиоты!..

Плохо мне пришлось бы, когда б не Аня и не… мой кот Мех, которого я взял с собой. До этого момента он крутился вокруг меня, как привязанный, а тут распустил когти, вздыбил шерсть на загривке и прыгнул на моего обидчика, вцепившись тому в ногу, и принялся яростно драть лодыжку. Аня же стукнула этого дурня аррантопоклонника по макушке совком для раскопки земли, и сектант повалился на траву.

— Чтоб вас всех!.. — пробормотал я и упал на колени от отчаянного приступа головокружения…

Человеческая плоть была только оболочкой, только убежищем до той поры, пока он не почувствует, что его силы восстановились. Молекулярная жизнь несовершенна и хрупка. Его сущность даггона гораздо совершеннее и прочнее, но даже ОН, Зог'гайр, нуждается в убежище после стольких тысячелетий небытия. ОН мог почувствовать, что его телесная оболочка повреждена, что она нуждается в восстановлении и питании воздушной средой. Молекулами кислорода. Все-таки как просто уничтожить эту плоть: немного времени без доступа к примитивным молекулам газа, и все кончено.

Все кончено.

— Остановитесь, идиоты! Да что же это такое, болваны!

Этот крик заставил меня быстро сориентироваться в пространстве и поднять голову. По моей щеке текла кровь, я смахнул ее кончиками пальцев и окинул взглядом поле битвы. Собственно, все уже закончилось. Несмотря на значительное численное преимущество, сектанты были не особо крепки в драке, что с блеском доказал им Гендаль Эрккин. В каждой руке он держал по одному «балахонному» типу и, задумчиво глядя на них, время от времени ударял лбами. У его ног валялись еще трое, а четвертый, стоя на четвереньках, меланхолично выплевывал изо рта на траву обломки зубов.

— Остановитесь!

Кричал Олег Павлович. Он тоже принял посильное участие в свалке, и красноречивым тому свидетельством была лопатка с обломившимся черенком, а также внушительный кровоподтек на благообразной физиономии ученого историка. Кроме того, с плеча свисал оборванный рукав рубашки. Мало кто признал бы сейчас известного ученого в этом растрепанном, взъерошенном человеке с обломанной лопаткой, на черенке которой, кажется, виднелось что-то красное. Ах да! Кровь. Зиймалльская кровь, гораздо более густая и темная, чем у аррантов. Но, как оказалось, кричал Табачников совершенно по иному поводу.

Один из сектантов, тот самый, узколицый, что навернулся через выставленную ногу Гендаля Эрккина, — лежал в болотной жиже. Его ноги были раскинуты на твердой береговой почве, зато голова ушла в трясину, и не было видно даже плеч. Верхняя часть тела почти полностью увязла в болоте. Зеленовато-бурая вязкая жижа вокруг него пузырилась, издавала противные булькающие звуки, и потревоженная трясина выпускала запахи гнилой тины и еще чего-то мерзкого, сероводородного, тошнотворного…

— Вот вы чего добились, бараны! — орал .Табачников. — Вытащите… вытащите его оттуда!.. Э-э, дурни!

Он шагнул к телу задохнувшегося в болоте человека и, взяв его за ноги, потянул на себя. Не тут-то было!.. Трясина не желала выпускать голову и плечи погибшего из своих вонючих объятий. Табачников потянул сильнее. Почва под его ногами угрожающе зачавкала, подошвы стали уходить в топкий, предательски зыблющийся берег.

— Что за черт?

— Палыч, давай я тебе подсоблю, — подскочил Гендаль Эрккин, выпустив из рук обоих подопечных, которых он стукал лбами. Те осели на траву. Физиономии их представляли один сплошной кровоподтек, на грудь стекали красные слюни и тонкие струйки крови. Помимо Гендаля, никто не взялся помогать руководителю археологической партии. Оба его ассистента были сами изрядно помяты в свалке (один валялся без чувств с раскроенной головой), Аня тяжело переводила дыхание, а я… Я тоже оказался не в лучшей форме, как мне ясно дали понять. Кот Мех, мой отважный хвостатый защитник, подбежал и стал с мурлыканьем тереться о мои колени, перепачканные в траве и еще чем-то бурым и липким.

— Палыч, что-то он крепко завяз, — переходя на аррантский, продолжал Гендаль Эрккин, — давай тянуть его на счет. Нараз-два. Ррраз!..

Один крепко взялся за левую ногу, второй — за правую; Пес поосновательнее уперся левой ногой в прибрежный камень…

— Дввва!..

Гендаль Эрккин рванул так, что несчастный бедолага, захлебнувшийся в болоте, должен был вылететь из вязкой жижи, как корнеплод из рыхлой, хорошо удобренной храмовниками почвы. Да и Олег Павлович потянул изо всех сил, кровь прилила к его лицу… Раздался какой-то треск, и в то же мгновение Аня, которая находилась ближе к погибшему, чем я, повернулась ко мне с совершенно белым лицом и каким-то безжизненным затемнением в бархатных глазах… и осела на траву рядом со мной. Я глянул поверх ее плеча…

Да-а! Табачникову и Эрккину удалось вытянуть утопленника из трясины, но частично. Его тело разорвалось точно в районе поясницы, но из громадной свежей раны не вылилось ни капли крови.

Даже на массивном лице Эрккина появилось что-то вроде смятения. Его изуродованная щека несколько раз дернулась, что неопровержимо свидетельствовало об эмоциях, которые иногда перетряхивают и эту каменную натуру. Что уж говорить о живом, ртутном Олеге Павловиче Табачникове? Он выпустил босую ногу человека, тело которого только что лопнуло, как гнилая бечевка. Кто-то сдавленно простонал от ужаса. Трясина издала громкий булькающий звук, несколько гнилых водяных пузырей поднялись на поверхность, и тотчас же верхняя половина тела утопленника ушла в зловонную топь. Табачников машинально выдрал стебель камыша и подрагивающими нервными пальцами стал отламывать от него кусок за куском. Его губы плясали. Наконец он выговорил:

— Так… Вот. И что это?

Гендаль Эрккин уже пришел в себя:

— Эге, вот это да! Ну что, Палыч, замер? Не мы это, не мы! Не знаю, что там у него внутри было, но вот только я тебе точно скажу: человеческое тело очень крепко на разрыв, я-то хорошо знаю. Если бы наши с тобой силы удесятерить, то и тогда не смогли бы разорвать его по пояснице. Скорее бы уж ноги лопнули в лодыжках и вышли из суставов…