причинить тебе боль, помнишь? Так вот, сейчас будет немного больно, но то, что будет дальше, будет гораздо больнее.

Она раздвигает ноги, и я хватаю их, упираясь одной в бедра, а другой — в руку, и одним движением срываю с нее трусики.

Я не могу удержаться, чтобы не попробовать ее на вкус, ведь я слишком долго был вдали от ее киски.

Раздвигая ее складочки языком, я пожираю ее грубыми движениями, пока она не начинает мычать через кляп.

Мне чертовски нравится слышать, как она пытается стонать для меня, но не может этого выразить. Она издает разочарованный звук, когда я отстраняюсь, и я шлепаю ее по киске. Сильно.

Она вскрикивает, но звук снова становится приглушенным.

— Это не для того, чтобы тебе было хорошо. Речь идет обо мне и о том, чего я хочу.

Я беру ватный шарик из тележки и смачиваю его спиртом, а затем протираю им кожу на ее правом бедре, чуть сбоку от киски.

Когда все чисто, я выбрасываю ватный шарик и беру пистолет для татуировок. Я окунаю его в черные чернила и включаю. Он оживает с характерным жужжанием, игла двигается вперед-назад, пока я держу его так, чтобы Сикс могла его видеть.

— Покажи мне, какая ты хорошая девочка, и не дергайся. Ты же не хочешь, чтобы я устроил беспорядок.

Трепет, паника и что-то похожее на безумное предвкушение светятся в ее глазах, когда она смотрит, как игла опускается на ее кожу.

Она громко стонет при первом проколе.

Похожий звук раздается и в моем горле, когда я провожу по ее коже нисходящую линию и украшаю ее полукругом. Я останавливаюсь и стираю излишки чернил, обнажая первую законченную букву.

Перевожу взгляд на ее лицо и вижу, что нижняя половина ее тела выгнулась дугой навстречу моим прикосновениям, но голова откинута назад и наклонена к потолку.

Она пытается поджать ноги и отстраниться от меня, но я прижимаю ее к себе, положив ладонь ей на живот.

— Я же сказал тебе не двигаться. Думаю, ты знаешь, что последует за этим — насколько я буду нежен или нет, зависит только от тебя.

Она выдыхает, как воздушный шарик, и из уголков ее глаз вытекают слезы. Я слизываю их, прежде чем они успевают упасть с ее лица на матрас, наслаждаясь ее соленым вкусом.

То, что она связана, с кляпом во рту и полностью в моей власти, делает со мной что-то невыразимое.

Я снова опускаю иглы на ее кожу и провожу следующие несколько линий, время от времени останавливаясь, чтобы стереть чернила. Я не даю ей никаких других перерывов и не разговариваю, сосредоточившись на том, чтобы закончить начатое.

Когда я завершаю работу на девяносто процентов, она вздрагивает, и я наблюдаю, как по ее коже и вокруг татуировки бегут мурашки. Я в восторге от того, как ее тело реагирует на меня, независимо от того, какие чертовы вещи я с ней делаю.

Я заканчиваю и стираю чернила в последний раз, прежде чем встать и посмотреть на свою работу. Из моего горла вырывается рычание, когда я нежно провожу большим пальцем по слову, которое я написал на ее коже.

Феникс

Я чувствую маниакальную одержимость, глядя на него, наслаждаясь осознанием того, что пометил ее навсегда. Темный трепет пробегает по моим венам, когда я понимаю, что Астор — не единственный, кто будет навсегда увековечен на ее коже.

Мне было неприятно осознавать, что он был на ее теле, а я нет, но теперь я буду на ее теле как постоянное напоминание, даже спустя долгое время после того, как она уйдет от меня.

И в отличие от божьей коровки на ее запястье, это мое имя.

Мое имя.

Я почти кайфую от этого ощущения, от того, что я помечаю ее так, как никто другой никогда не пометит.

Я тянусь вверх и развязываю кляп, говоря ей.

— Я предупреждал тебя, что сделаю это навсегда, если ты не будешь осторожна. Тогда ты не послушалась, но сейчас должна послушаться. — Мой голос хриплый и на пару октав ниже ее обычного тона. — Если ты хоть раз позволишь кому-то увидеть это, я убью его. — Я прижимаюсь губами к кляпу в фальшивом, дразнящем поцелуе. — Ты же знаешь, что я на это способен.

Освободив рот, она опускает взгляд на свои бедра и впервые видит мой рисунок, сделанный от руки. Буквы ровные, полдюйма в высоту и выделены курсивом.

Что еще важнее, на них написано мое имя, которое навсегда связывает ее со мной.

Ее глаза расширяются от шока, а голос дрожит, когда она говорит.

— Ты сумасшедший.

Я резко улыбаюсь в ответ.

— А ты моя, так что же это значит?

Я подхватываю ее за бедра и тяну к краю кровати. В следующее мгновение я освобождаю свой член из брюк, приставляю его к ее отверстию и вхожу в нее до упора.

Она вскрикивает, что-то среднее между стоном и криком, и ее нога обхватывает мою талию, чтобы прижать меня к себе. Все еще находясь внутри нее, я опускаю верхнюю половину себя и наклоняюсь, пока не оказываюсь нависающим над ее телом.

Я отклоняю бедра назад, пока не выхожу почти полностью, и приостанавливаюсь, мои глаза буравят ее, когда я снова вхожу в нее. Ее рот складывается в маленькую букву «о», а с губ срывается тихий, почти удивленный вздох.

— А еще я нарцисс, — делаю упор, — потому что мне нравится смотреть на свое имя, когда я трахаю свою киску.

Толчок.

— Психопат, — упор, — потому что я уже продумал десять разных, очень наглядных способов, как я буду пытать этого парня за то, что он прикоснулся к тебе.

Удар.

— О, Боже, пожалуйста, не надо. Он брат Неры, ты не можешь причинить ему боль.

Ее глаза расширены и умоляющи, а мои темнеют, пока ярость почти не ослепляет меня.

Удар.

— И монстр, — удар, — потому что теперь я собираюсь взять твою задницу за то, что ты снова защищаешь другого парня.

Схватив ее за левое бедро, я переворачиваю ее и укладываю лицом вниз на матрас, все ее тело приклеено к простыням.

Она стонет, когда белье трется о ее бедро.

— Это натирает твою татуировку? Прости, детка. — Я мурлычу ей в ухо.

Я хватаю ее за запястья, которые все еще связаны у нее на спине, и провожу одной рукой по каждой из ее ягодицы.

— Что ты делаешь? — спрашивает она с нотками истерики в голосе.

— Я хочу, чтобы ты раздвинула для