Мой голос, усиленный передатчиком шлема, легко разносится над толпой. Люди затихают, и на магистрали Хель воцаряется тишина. Помимо воли мне вспоминается мертвая тишина под горой из мрамора и рокрита, когда на всех нас обрушился храм.

«Мы судим об успехе нашей жизни, — говорю я, — по количеству уничтоженного нами зла».

Это слова Мордреда, не мои.

И впервые у меня есть на них ответ. Я понял больше. Мой учитель… ты был не прав. Прости, что понадобилось столько времени, чтобы покинуть твою тень и понять это. Прости, что потребовались смерти братьев, чтобы усвоить урок, которому каждый из них пытался меня научить при жизни.

Артарион. Приам. Бастилан. Кадор. Неро.

Простите меня за то, что я живу, когда вы лежите холодные и неподвижные.

Мы судим об успехе нашей жизни по количеству уничтоженного нами зла. Жестокая истина — ничто, кроме крови, не ждет нас среди звезд. Но Император видит все, что происходит в Его владениях. И поэтому нас судят по свету, который мы несем в самые темные ночи. Мы судим об успехе нашей жизни и по мгновениям, когда приносим свет в самые темные уголки Империума.

Ваш мир научил меня этому. Ваш мир и война, что привела меня сюда.

Вот ваши реликвии. Последние сокровища первых мужчин и женщин, ступивших на эту планету. Это самые ценные сокровища ваших предков, и они ваши по праву наследия и крови.

Они были на грани уничтожения, и я возвращаю их вам. И благодарю не только за честь сражаться вместе с людьми этого города, но и за усвоенные уроки. Братья на орбите спросили меня, почему я вынес эти реликвии из-под рухнувшего храма. Но вам не нужно спрашивать, ибо вы уже знаете ответ. Они ваши, и ни одна инопланетная тварь не лишит людей этого мира наследия, которое вы заслужили.

Я извлек эти реликвии на свет солнца, чтобы почтить и поблагодарить всех вас. И сейчас я смиренно возвращаю их вам.

На этот раз радостные крики раздаются по знаку оратора. Он использует титул, пожалованный мне верховным маршалом Хельбрехтом, когда я стоял перед статуей Мордреда.

— Мне сообщили, — сказал верховный маршал, — что Яррик и Куров говорили с Экклезиархией. Тебе вручат реликвии, чтобы нести память о Хельсриче в Вечном Крестовом Походе.

— Когда я вернусь на поверхность Армагеддона, то возвращу эти реликвии людям.

— Мордред этого не сделал бы, — бесстрастно произносит Хельбрехт.

— Я не Мордред, — отвечаю я своему сеньору. — Люди заслуживают лучшего. Именно за них мы сражались в той войне, за них и за их мир. Ведь не просто ради священной жатвы нечеловеческих жизней?!

И теперь я размышляю, как они поступят с реликвиями, в то время как толпа скандирует мой новый титул.

— Герой Хельсрича! — кричат они.

Но разве герой лишь один?