– Ну, поздоровайся с Яном, – захохотал крайне довольный произведенным на гостя эффектом Юрис и тут же крякнул, получив сзади жесткий и весьма ощутимый толчок жениной руки.

– Здравствуйте… Янек, – тихо сказала Рута, и Яну показалось, что от этого мягкого и нежного голоса что-то в его душе перевернулось вверх тормашками и теперь так и останется навсегда.

– Здравствуй, Рута. – Как всегда в минуты волнения предательский голос подвел Коростеля, и слова вышли какими-то хриплыми, точно у него в горле першило.

– Да у тебя, дружок, в горле, кажись, пересохло, – смекнул хозяин и подмигнул жене. – Нацеди-ка нам, дражайшая Гражина, нашего яблочного, того, помнишь?

Жена Юриса улыбнулась и указала Руте, присевшей за стол напротив Коростеля, на широкий коричневый кувшин, стоявший в стороне от всех угощений.

– В доме хозяйка молодая растет, Юрис, она и поухаживает за гостем.

Торговец понимающе хохотнул и сгреб воедино все рюмки.

– Сейчас нас Рута угостит моим любимым, яблочным, может, это винцо тебе что-нибудь и напомнит, Янку, а?

Рута осторожно наполнила рюмки и поставила их перед родителями и Коростелем. Себе она налила половинку, а Бронису, поспешно и с готовностью подставившему свой стакан, улыбнувшись, погрозила пальцем.

– Давай, сынок, за встречу, – с чувством проговорил Юрис и опрокинул рюмку, сразу показавшуюся удивительно миниатюрной и хрупкой рядом с его широким и каким-то поразительно прямоугольным ртом, обрамленным кустистыми усами. Все выпили, и тут-то Коростель неожиданно понял, о каких яблоках только что говорил хозяин. У Паукштисов росли удивительные яблони, плоды которых пахли осенней прелью листопада – не густо и сильно, а легко и сладко. За этими ранетками, собственно говоря, и лазал к ним в сад юный Ян, хотя тогда его привлекал не столько необычный букет, сколько густая сладость яблок и их кажущаяся доступность за невысоким заборчиком. Видимо, старина Паукштис сохранил приязнь к этому сорту и разыскал его на Побережье, потому что никакие привозные саженцы не успели бы прижиться на этой земле песков, нанесенных когда-то неустанным морем.

– С этими яблонями вообще отдельная история, – словно услышал мысли Коростеля Паукштис. – Ты, наверное, думаешь, старина Юрис увез с собой все хозяйство, вплоть даже до деревьев или, скажем, саженцев?

Ян только развел руками, а Рута мило улыбнулась и подложила ему на тарелку закуску. Коростель одними губами поблагодарил ее, и девушка вновь улыбнулась ему в ответ.

– Нет, может быть, из-за этих яблок и осел я в Юре, – почесал затылок дядька Юрис. – Как уехали мы с-под Аукмера, так и помотало по белу светушку, раза три пытались зацепиться – все никак не сподобилось. А тут дом с садом был, зашли мы в него и видим – яблоньки наши, ранетки полосатые, стоят себе, покачиваются на ветру. И знаешь, Ян, закрыл я глаза, стою, вслушиваюсь, и веришь ли – будто дома себя ощутил, под яблоньками этими. Открываю глаза, а их щиплет, проклятых, ровно соринка какая попала, а девоньки мои, Гражина с Рутой, и говорят: остаемся, мол, папаша, тут, хватит уже мотаться по свету, судьбу-кручину испытывать. Так и остались, прижились тут, а все ж вспоминаем порой нашу деревеньку, как да что.

После чего наступило молчание: тетка Гражина стала разливать чай, а Юрис с преувеличенным вниманием стал копаться ложкой у себя в тарелке, в которой, честно говоря, уже были одни мослы да огрызки, совсем негодные в пищу. Рута сидела, опустив глаза, и Ян каким-то шестым чувством ощущал, что она смущена его присутствием.

– Что ж уехали-то? – больше из вежливости спросил он, чтобы хоть как-то нарушить затянувшуюся паузу.

– Тому причин немало, – сокрушенно вздохнул Юрис, и хозяйка, приготовившая чай, села и тоже очень похоже на мужа вздохнула. – Нужно было из нищеты выбираться, и дети начали подрастать… – как-то неопределенно глядя перед собой, молвил хозяин, и Ян в душе ругнул себя за то, что затронул тему, видимо, неприятную Юрису и его жене.

– Ну, вот что, – заявила тетка Гражина. – Бери-ка ты, Рута, чайник и отправляйтесь с молодым человеком в сад. Вот вечер какой чудесный, посидите, поболтайте о своем, молодом. Ты, Янек, надеюсь, нашу Руту еще не позабыл?

– Да вроде бы нет, – неуверенно протянул Коростель и поймал на себе внимательный взгляд Руты. Она послушно собрала на плоскую дощечку розетки с сахаром и вареньем, поставила две крохотные чашки («для разговору»), молочник и нерешительно замерла у двери на садовую веранду. Ян поднялся со стула, виновато улыбнулся: мол, ничего не поделаешь, желание хозяев – закон, и вышел, обойдя посторонившуюся Руту. Она последовала за ним, а Юрис и Гражина еще долго смотрели им вслед – за долгую совместную жизнь они выучились понимать друг друга, не говоря ни слова.

– Ну, как ты живешь, Рута? – спросил Ян в перерыве между второй и третьей чашкой чая (ровно столько понадобилось молодым людям, чтобы преодолеть смущение).

– Живу хорошо, – улыбнулась девушка, подкладывая Яну сливового варенья в маленькую стеклянную розетку. – Ты ведь любишь, чтобы ягоды в варенье были потверже?

– Верно, – удивился Коростель. – Неужели ты это еще помнишь?

– Конечно, – кивнула девушка, – ведь с тех пор прошло не так уж много времени.

– Но ты так изменилась…

– Что ты, Янек, девушки вырастают очень быстро, иногда – за несколько месяцев или даже недель, – пояснила Рута.

– Прямо как эльфы в сказках, – заметил Ян.

– Помнишь Аудру, мельникову дочку? Вот она тогда выросла очень быстро, и в рост, и вширь, все на нее обращали внимание…

– Ах вот в чем дело! – сообразил Ян. – Неужели ты все еще дуешься на меня? И самое главное – за что? Что мы однажды сходили с ней за ягодами? Но ты ведь тогда болела, и мать тебя не отпустила со мной…

– Это не значит, что тебе нужно было идти с Аудрой, – лукаво молвила Рута. – Я, между прочим, тогда очень сильно на тебя разозлилась, ведь ты даже не заглянул ко мне вечером.

– Ничего себе, – удивился Ян. – Может, скажешь, что и ягоды ты не ела?

– Какие еще ягоды? – теперь в свою очередь удивилась Рута.

– Обыкновенные, из леса, – не без ехидства заметил Ян. – Я же тогда зашел к вам, но мать к тебе не пускала, сказала, что спишь, и тогда я отдал твоему братцу целую миску земляники.

– Бронису? – Зеленые глаза Руты округлились, и она рассмеялась. – И ты доверил этому поросенку целую кучу земляники?

– А что? – начиная понимать, в чем дело, спросил Коростель.

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга, после чего дружно расхохотались.

– Так вот почему ты дулась, – смеялся Ян, втайне от себя любуясь девушкой. Ее радость была такой искренней и неподдельной, что у Яна даже что-то защемило в сердце, чего прежде, надо сказать, с ним никогда не случалось.

– Уж конечно, не из-за Аудры, – ответила Рута, ласково глядя на Яна. – Вернее, не только из-за нее. Я разозлилась, что ты ушел с другой девчонкой и даже не заглянул потом узнать, как мое здоровье. А вдруг бы я умерла?