Жена судьи, однако, и не думала собираться в тропики. Пока Артур Баттенкилл улаживал подробности платежа «Сэйв Кинг», Кэти стояла на коленях в церкви. Она молила о божественном наставлении или хотя бы о прояснении мыслей. Утром она прочитала в «Реджистере», что жена Тома Кроума, с которой он не жил, приехала в город, дабы получить за «почившего» супруга журналистскую награду. И, несмотря на неприязнь Томми к изворотливой Мэри Андреа, Кэти казалось, что, возможно, эта женщина оплакивает несуществующую утрату, что она, быть может, до сих пор по-своему любит Кроума. Стоит ли кому-нибудь сказать ей, что он на самом деле не умер? Я бы на ее месте точно хотела знать, подумала Кэти.

Но она же заверила Томми, что ни слова не скажет. Нарушить обещание – значит солгать, а ложь – это грех, а Кэти старалась покончить с грехами. С другой стороны, ей невыносимо было думать, что миссис Кроум (что бы она там ни натворила) без нужды выпала хотя бы малая толика вдовьих страданий.

Знание о том, что Кроум жив, свинцовой тяжестью легло на перенапряженную совесть Кэти. К тому же был еще один секрет, не менее тревожный. О нем напомнила другая статья «Реджистера», в которой сообщалось, что человеческие останки, предположительно принадлежащие Тому Кро-уму, отправлены в лабораторию ФБР «для более тщательного анализа». Это означало проверку ДНК, которая, в свою очередь, означала, что вскоре покойника безошибочно опознают как Чемпа Пауэлла, помощника окружного судьи Артура Баттенкилла-младшего.

Хитрого лгуна, с которым Кэти могла вот-вот навсегда бежать из страны.

– Что мне делать? – настойчиво шептала она. Опустив голову, она преклонила колени у первой церковной скамьи Помолилась и подождала, затем помолилась еще.

Снизошедший наконец ответ Господа, как обычно, оказался силен по сути, но слаб в деталях. Кэти Баттенкилл не стала его отвергать – она была благодарна за все.

Выйдя из церкви, она сняла свой кулон-бриллиант и бросила его в отверстие дубового ящика для пожертвований, куда он и приземлился без особых фанфар, не громче пятицентовика. Молния не сверкнула, гром не грянул. Ангельского хора со стропил не донеслось.

Может, все это случится позже, подумала Кэти.

Когда ушел последний паломник, мать Фингала приблизилась к завернутому в простыню Синклеру, игриво плещущемуся в канавке с черепахами. Она сказала:

– Помоги мне, черепаший парень. Мне нужно духовное руководство.

Небритый подбородок Синклера задрался к небесам.

– Плиииныыыйй поо плааа поллаааа.

Его гостья не смогла расшифровать этот вопль (ПЛЕНИТЕЛЬНЫЙ ПОЛ ПЛАТИТ СПОЛНА – из биографического очерка об актере Поле Ньюмане)

– А если попробовать по-английски? – буркнула Фингалова мать.

Синклер поманил ее в канавку. Она сбросила ободранные свадебные туфли и шагнула в воду. Синклер жестом велел ей сесть. Сложив руки ковшиком, сгреб несколько черепашек и положил их в волнистые белые складки ее платья.

Мать Фингала взяла одну и присмотрелась:

– Сам этих сосунков раскрасил?

Синклер терпеливо рассмеялся:

– Они не крашеные. Это печать Господа.

– Без дураков? Этот малыш – он типа Лука или там Матфей?

– Ложись рядом.

– Иисуса моего замостили сегодня утром, слыхал, поди? Дорожное управление постаралось.

– Ложись, – велел Синклер.

Он плюхнулся ближе, взял ее за плечи и погрузил в воду, как при крещении. Мать Фингала закрыла глаза и шеей ощутила прохладу вонючей жижи, а кожей – щекотку крохотных черепашьих коготков.

– Они не укусят?

– Не-а, – придерживая ее, отозвался Синклер.

Вскоре мать Фингала охватили необъяснимый внутренний покой и доверие и, возможно, что-то еще. Последним мужчиной, прикасавшимся к ней с такой нежностью, был ее пародонтолог, в которого она влюбилась по уши.

– Ах, черепаший парень, я потеряла и сына своего, и святыню. Я не знаю, что делать.

– Плиииныыыйй по плааа, – прошептал Синклер.

– Ну хорошо, – отозвалась мать Фингала. – Плини-полии плааа. Это что, типа Библия на японском?

Деменсио, не замеченный медитаторами из канавы, стоял у окна уперев руки в бока. Он сказал Триш:

– Прикинь, какая фигня – она там, внутри, с черепахами!

– Милый, у нее был трудный день. Министерство транспорта заасфальтировало ее дорожное пятно.

– Хочу, чтобы она убралась из моих владений.

– Да что за беда-то? Уже почти темно.

Триш на кухне жарила цыпленка на ужин. Деменсио смешивал порцию парфюмированной воды и наполнял слезную полость плачущей Мадонны.

– Если эта чокнутая баба не уберется после ужина – прогони ее. И черепах не забудь пересчитать, а то сопрет еще, чего доброго.

– Помилосердствуй ты наконец.

– Не верю я этой женщине.

– Ты никому не веришь.

– Ничего не поделать. Таков уж бизнес, – вздохнул Деменсио. – У нас красный пищевой краситель остался?

– Зачем?

– Я тут подумал… может, она кровью плакать начнет, Дева-то Мария?

– Парфюмированной кровью?

– И не строй мне такую физиономию. Это просто идея, и все, – сказал Деменсио. – Просто идея, которую я обмозговываю. Черепах-то у нас потом уже не будет.

– Дай-ка проверю, – отозвалась Триш и ринулась к шкафу с пряностями.

В менее суровых обстоятельствах Бернард Сквайрз, вероятно, наслаждался бы сельской тишиной мотеля миссис Хендрикс, но даже ласка пледа ручной работы не могла развеять его тревогу. Поэтому он отправился на вечернюю прогулку – один, в своем лощеном костюме в тонкую полоску, – по маленькому городку Грейндж.

Часть дня Бернарда Сквайрза занял суровый телефонный разговор с компаньонами Ричарда «Ледоруба» Тарбоуна и, вкратце, с самим мистером Тарбоуном. Сквайрз не считал себя косноязычным человеком, но ему стоило огромных усилий объяснить Ледорубу, почему Симмонсов лес нельзя купить до поступления и отклонения встречного предложения.

– А оно будет отклонено, – уточнил Бернард Сквайрз, – потому что мы собираемся переплюнуть негодяев.

Но мистер Тарбоун жутко разозлился – Сквайрз никогда его таким не слышал – и дал понять, что заключение сделки существенно не только для будущей занятости Сквайрза, но и для его дальнейшего доброго здравия. Сквайрз заверил старика, что отсрочка временная и к концу недели Симмонсов лес уже будет принадлежать «Международному центральному союзу бетонщиков, шпаклевщиков и облицовщиков Среднего Запада». Сквайрзу велено было не возвращаться в Чикаго без подписанного контракта.