Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– При чем здесь дети? – он старался не сбиться с официального тона.
– А при том. Мой муж работает учителем начальных классов и получает гроши. Квартиры у нас нет, и его зарплаты хватает только на аренду жилья и оплату электричества и отопления. А у меня сын и дочь растут. Их надо кормить, одевать, учить… Думаете, я много зарабатываю в этой проклятой аптеке? Я сижу здесь двадцать четыре часа в сутки, кручусь, чтобы раздобыть у оптовиков самые дешевые лекарства и парфюмерию, и что? Мне едва хватает на оплату помещения и налоги. Вы видите, какое здесь неудобное место? Оттуда, снизу, – она махнула рукой в сторону небольших вилл и домов около автобусной остановки, – никто не пойдет сюда, наверх ради аптеки, разве что срочно что-то понадобится. А оттуда, из «Арыкента», – она показала на возвышающиеся десятиэтажки, – все едут на машинах и покупают лекарства в центре, какой смысл им ко мне заворачивать? Разве что – опять-таки! – что-то срочно понадобится. Я соблазнилась невысокой оплатой за помещение, и вот результат.
Она помолчала.
– Сегодня с утра ко мне зашло пять покупательниц. Пять! Им было неловко просто сплетничать, и они кое-что купили… осуждайте меня, если хотите. Но я должна – обязана, понимаете?! – преуспеть в этом бизнесе. Иначе конец. Думаете, меня охотно примут провизором в любую аптеку? В моем возрасте и с моей внешностью? Или я смогу найти другую работу? При нынешней безработице? Я вложила все сбережения в эту аптеку, поймите меня, пожалуйста. Когда вы спросили о девушке, я сразу почувствовала, что здесь что-то серьезное. Отсюда же видно было вашу суету вокруг того дома: куча полиции понаехала, веревку натянули, чтобы не ходили, куда нельзя, рабочие переполошились… Потом являетесь вы с фотографией. Только не учите меня, что надо всегда говорить правду! Когда вашим детям будет нечего надеть зимой и вы не сможете купить им лишнюю шоколадку, вы тоже начнете лгать. И не запугивайте меня! Я никого не убила и ничего не украла.
В ее голосе звучала вызов и отчаяние. И уверенность в своей правоте.
Или она убеждала в ней не только Кемаля, но и себя?
Сыщик заметил, что мужа она упомянула лишь раз, а потом говорила «я», «мне», «у меня». Привыкла все решать сама, всю ответственность брать на себя. Еще одна феминистка? Нет, этой женщине некогда задумываться о таких неприменимых на практике и не приносящих дохода вещах, как феминизм. Она борется с нуждой, не задумываясь о теориях и о средствах. Что ж, ее можно понять…
– Итак, госпожа Берна, это вы позвонили в газету?
– Да, я. По-моему, это не запрещено?
– Нет, – устало согласился Кемаль. – Девушка в аптеку не заходила, правильно? У меня есть свидетель, – добавил он, видя, что аптекарша колеблется: стоять на своем или нет, – который наблюдал за дорожкой, ведущей к подъезду и к вашей двери. Причем сложилось так, что его интересовали именно незнакомые девушки, идущие в этом направлении.
– Ничего себе! – удивилась госпожа Берна. – Это кто же у нас такой любитель девушек?
– Почему «у вас»? Наблюдение велось издалека. Словом, никакая девушка в первой половине дня по этой дорожке не шла.
– Значит, не шла, – покорно кивнула аптекарша.
– То есть вы вообще ее никогда не видели, эту девушку? – уточнил на всякий случай Кемаль.
– Конечно, не видела. Но это я вам говорю – вам как официальному лицу. А всем своим покупательницам я буду говорить, что хочу!
– А как вам удалось описать ее одежду?
– А разве я описывала? – Берна уже поняла, что ей ничего не грозит, и вела себя как всегда: оживленно и доброжелательно. – Я же сказала: что-то темное, почти черное, кажется, узкие обтягивающие брючки. Так, наугад сказала. Вся молодежь так одевается, их же друг от друга иногда не отличишь. Если бы я ее видела, то описала бы вам, даже какой ниткой на ее одежде строчка сделана и где какие пуговички пришиты, – Берна лукаво улыбалась, стараясь произвести приятное впечатление. – Я сама шью и всегда обращаю внимание на покрой, ткань, фурнитуру.
– А зачем вы сказали, что она покупала гигиенические прокладки? Как вам такое в голову пришло?
– А что я должна была сказать? Что она покупала аспирин? Это не интересно: с точки зрения сплетниц и газетчиков.
– Ну, с этим вы промахнулись. А в остальном ваша рекламная компания вполне удалась. Я доложу начальству, и будем надеяться, что вас не привлекут к ответственности за дачу ложных показаний, – Кемаль выдерживал тон, прекрасно понимая, что проводимый им опрос никак нельзя приравнивать к официальным показаниям, записанным и подписанным.
Эта аптекарша, если только сообразит поговорить с адвокатом или с кем-нибудь, кто побольше ее смыслит в юридических делах, ото всего отопрется, заявит, что ничего подобного никогда не говорила, что в газету сведения попали от той же полиции – еще, чего доброго, предъявит иск за моральный ущерб. Вот реклама-то будет! Поэтому не надо ее пугать. Пусть думает, что очаровала этого не злого, в сущности, полицейского и он – лично! – ее простил.
– А что не так с прокладками? – с жадным любопытством, которое она и не пыталась скрыть, спросила Берна. – Почему «промахнулась»?
– Убитая девушка была беременна. Это во-первых. А во-вторых, эти прокладки в ее сумочке не обнаружены. Так же как и ваш чек, между прочим.
– Ничего себе! Ну кто же мог знать про беременность?! Надо же было быстро придумать что-нибудь этакое: завлекательно-скандальное и интимное. Я сначала подумала о противозачаточных таблетках или презервативах – хорошо, что не сказала, да? Зачем они ей, когда уже поздно? – Берна улыбалась, по-видимому, ничуть не задумываясь о печальной и страшной стороне ситуации. Ее как будто вовсе не заботила смерть этой молодой женщины, из которой она хотела лишь извлечь какую можно выгоду. Кемаля это покоробило, и ему захотелось поскорее уйти из сверкающего белизной и стерильностью, пахнущего лекарствами мира.
– Всего доброго, госпожа Берна. Если вы понадобитесь, чтобы подтвердить отказ от ваших первоначальных показаний, я к вам зайду.
Он почти столкнулся в дверях с пожилой дамой, поспешно входившей в аптеку, и посторонился, придержав дверь и пропуская ее внутрь.
– Берна, милочка, здравствуй! Сто лет к тебе не заходила: столько дел, совсем времени нет! А сегодня газету прочитала… надо же, подумать только!
«Да, она права: это неплохая реклама. Все слетаются на чужое несчастье. И все любят детективы… Теперь у меня осталась еще одна лгунья – посложнее, с математическим складом ума. Но с ней буду бороться вечером, после визита к ее неверному мужу, – Кемаль взглянул на часы. – Успеваю. Зайду-ка тогда еще разок к ее соседке напротив. Может, и мадам с собачкой еще там. И не забыть бы про торт!»
– Господин Кемаль! Господин Кемаль! – услышал он крик и бросился к подъезду. И увидел Софию, машущую ему со своего балкона. Можно не бежать и не хвататься за кобуру. Как обычно, не вестерн. – Все в порядке! – кричала женщина. – Она мне позвонила!