– Не смейте тыкать мне в нос уставом в моем собстенном доме!

– Это надо понимать как утвердительный ответ?

Председатель, глубоко вздохнув, заставил себя улыбнуться.

– Сожалею о пропаже ваших друзей, – произнес он вновь спокойным голосом. – Что же все-таки с ними случилось?

Колхаун пристально посмотрел на ломоть непонятного мяса у себя на тарелке, оторвал несколько волокон и демонстративно положил в рот.

Он блефует. Наверняка блефует! Все здесь напоказ, это просто спектакль, приготовленный специально для Барри. И все же нельзя не признать, представление срежиссировано мастерски. Им удалось его деморализовать. Страх почти уже заглушил злость.

– Что вам надо? – резко спросил Барри. – Зачем вы меня пригласили?

Колхаун снова сел и сцепил пальцы.

– Сложилась патовая ситуация. С точки зрения устава, вы проживаете в самовольно захваченном доме. Ни дом, ни участок вам больше не принадлежат, однако освободить их вы, по-видимому, не намерены.

– К чему вы клоните?

– На ежегодном собрании вы заявили, что требуете настоящих выборов. Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы в правление выбрали вас или отобранных вами кандидатов.

– И что?

– Полагаю, настало время пустить в ход Девяностую статью.

Скрытый прожектор внезапно осветил стену позади стола, и на ней от пола до потолка проступили громадные ярко-красные буквы. Вверху Барри прочел «Девяностая статья» – только эти слова, ни заголовка, ни номера раздела или параграфа. Все написанное ниже казалось полной тарабарщиной.

– Эту статью вы не найдете в своем экземпляре УАДа, – объявил председатель.

– Почему? – спросил Барри.

Колхаун подался вперед. Его лицо приняло такое свирепое выражение, что Барри невольно попятился.

– Потому что ее невозможно уловить и зафиксировать во времени. Нельзя свести ее глубокий смысл к какому-то одному толкованию. Она вечно изменяется, приспосабливаясь к любым обстоятельствам. Эта статья – сердце нашей ассоциации. Именно она дает нам власть и силу и позволяет всем вам наслаждаться идеальным совершенством жизни в Бонита-Висте.

Барри не знал, что на это ответить. Он как бы случайно повернул голову, якобы оглядывая комнату, а на самом деле желая проверить, свободен ли путь к отступлению.

Зря надеялся – железная дверь была заперта, хотя он не слышал, как ее закрывали.

Барри вновь обернулся к председательскому столу, борясь с подступившей клаустрофобией. В комнате пахло потом, кровью и другими телесными жидкостями. Барри с трудом подавил рвотный позыв.

– Обращение к Девяностой статье осуществляет глава информационной комиссии. – Колхаун кивнул сидящему справа старику. – Фентон?

Тот отпихнул трудившуюся меж его коленями женщину и встал. Выглядел он еще причудливее председателя. Чересчур правильной формы нос был смещен вбок, словно его в спешке прилепили на физиономию, чтобы придать ей хоть немного сходства с нормальным человеческим лицом.

– О, Девяностая статья, – нараспев забубнил старикашка. – Дозволь испросить твоей неизреченной мудрости!

– Мудрость твоя безмерна! – подхватили остальные члены правления.

– Яви нам сокровенное знание для успешного решения данного дела, как и всех прочих дел!

– Благословенны правила и установления твои!

Фентон, закрыв глаза, низко поклонился стене.

– Девяностая статья! Барри Уэлч желает выдвинуть свою кандидатуру на выборах правления Ассоциации домовладельцев коттеджного поселка Бонита-Виста. Как нам следует поступить в сем случае?

Тарабарщина на стене внезапно превратилась во вполне связный текст, хоть и написанный вычурно-старинным шрифтом. Составлен он был не в псевдоюридическом стиле, как весь остальной устав, а скорее в духе какого-нибудь религиозного трактата, витиевато и выспренно, что звучало не менее дико. Фентон, разогнувшись, прочитал вслух:

– Возжелавший поместить имя свое в числе кандидатов да вступит прежде в поединок с любым из членов правления. Биться им надлежит не на живот, а на смерть, и оставшийся в живых да займет место в священном списке для голосования. Помилуй душу сражающегося, ибо не ведает, что творит!

Шестеро старцев вперили взоры в Барри.

Он затряс головой:

– Не знаю, что у вас здесь происходит, но я не намерен в этом участвовать.

– Поздно, – изрек Джаспер Колхаун.

– Не буду я ни с кем драться!

Однако про себя Барри подумал, что за этим и пришел сюда. Вот оно – открытое столкновение, которого он так долго добивался. Правда, он не ожидал поединка в буквальном смысле слова, но, по крайней мере, ему наконец-то представилась возможность сразиться с правлением. Он вспомнил кота Барни, вспомнил Рэя, Кенни Толкина, Дилана, и Чака, и Донну, подумал о Морин и будущем ребенке, выпуская на волю гнев, позволяя злости разгореться.

Колхаун вновь улыбнулся неестественно широко.

– Барри Уэлч! – прогремел он. – Сим вызываю тебя на смертный бой! В присутствии широкой общественности!

Члены правления громогласно поддержали председателя. Их воинственный клич подхватили женщины-добровольцы под столом. Огненные буквы погасли. Теперь комнату вновь освещали только чадящие свечи.

«Да, – подумал Барри. – Я готов. Я их, мерзавцев, всех положу!»

Улыбка Джаспера Колхауна напоминала оскал.

– Принимаешь вызов?

– Принимаю!

– Вот и отлично, – произнес председатель. – Просто замечательно.

Он снова сел. Улыбка исчезла, как не было, черты лица отвердели. Колхаун властно кивнул Ральфу.

– Подготовь этого говнюка к битве.

Барри провели через узкую дверь возле витрины с чучелами, затем по длинному коридору со стенами, обшитыми ржавым железом. Пахло там, как в заброшенной канализации. В конце коридора открылась чудовищно грязная комната с низким потолком, полная добровольцев. Они мигом набросились на Барри и принялись его раздевать. Все происходило в полном молчании, и от этого было особенно жутко. Его толкали и дергали во все стороны, рывком распахнули рубашку, содрали ботинки, расстегнули ремень, сдернули брюки. Слышались только неровное дыхание самого Барри и его растерянные протесты.

В конце концов он остался в одних трусах, весь захватанный грязными руками. Добровольцы расступились, глядя в пол, на стены, на потолок, друг на друга, только не на Барри. Кажется, им было стыдно. У писателя возникло странное ощущение, что они на его стороне и желают ему победы.

Победы в чем?

Что ему предстоит? Кулачный бой? «Поединок» – слишком расплывчато. Барри не представлял, по каким правилам они будут драться. Колхаун с виду рыхлый старик, такому навалять – невеликий подвиг. Но кто знает, какая мускулатура скрывается под странной, противоестественно бледной кожей? От всех членов правления исходило ощущение неизъяснимой мощи. Барри был совсем не уверен, что сумеет справиться с председателем.