И Богу.

Прежде всего Богу.

Бутылка, казалось, увеличилась в размерах, а может быть, это он стал меньше. Ему вспомнились строки из песни Джеки Ливена:[21]«Челнок мой очень мал, твое ж безбрежно море». Безбрежно… это точно, и почему в нем столько кровожадных акул?

Зазвонил телефон, но он решил не подходить. И не брал трубку целых десять секунд, а потом все-таки взял. Звонила Эллен Уайли.

— Какие новости? — спросил он, затем коротко рассмеялся каким-то лающим смехом и, сжав пальцами переносицу, добавил: — Конечно, кроме тех, что уже всем известны.

— Здесь все в шоке, — ответила она. — Никто даже и не заметил, что ты скопировал и унес домой всю эту бодягу. Я собираюсь съездить на Торфихен-стрит, посмотреть, что там происходит.

— Хорошая мысль.

— Столичный контингент отсылается в Лондон. Теперь, наверно, всех нас припахают.

— Насчет себя сомневаюсь.

— Правда, даже анархисты, кажется, в шоке. Из «Глениглса» сообщают, что там все успокоилось. У большинства только одна мысль — скорей бы домой.

Ребус поднялся с кресла. Подойдя к каминной полке, остановился.

— В такое время, как сейчас, стремишься быть рядом с теми, кого любишь.

— Джон, ты сам-то там как?

— Да я в полном порядке, Эллен. — Он провел пальцами по бутылке. Это был «Дьюарз», напиток бледно-золотого цвета. — Езжай на Торфихен.

— Я тебе сегодня не понадоблюсь? А то я могла бы попозже заглянуть.

— Сегодня уж не до работы.

— А завтра?

— Это было бы неплохо. Тогда и поговорим.

Он повесил трубку, положил обе руки на каминную полку и пристально посмотрел на бутылку.

Он мог бы поклясться, что бутылка ответила ему таким же внимательным взглядом.

В южном направлении шло много автобусов, и родители Шивон рассчитывали отправиться с каким-нибудь из них.

— Мы ведь так и так завтра собирались ехать, — сказал отец, обнимая ее.

— Но вы ведь так и не добрались до «Глениглса», — заметила она.

Отец чмокнул ее в щеку чуть ниже скулы, и на какое-то мгновение она снова почувствовала себя маленькой девочкой. Он всегда целовал ее в это место, будь то Рождество, день рождения, сообщение о полученной пятерке — или просто так, в приливе счастья.

Потом мать прижала ее к себе и шепнула на ухо: «Все это не важно». Все — это рана на лице и поиски нанесшего удар полисмена. Разжав объятия, но все еще не выпуская ее из рук, мать сказала:

— Теперь ты приезжай к нам — и поскорее.

— Конечно, — пообещала Шивон.

Без них квартира казалась опустевшей. Ей вдруг пришло в голову, что дома у нее почти всегда царит тишина. Нет, не тишина — ведь постоянно звучит музыка, работает радио или телевизор. А вот гости приходят нечасто, никто не свистит, входя в прихожую; никто не поет в ванной во время мытья.

Никто, кроме нее самой.

Она попыталась дозвониться Ребусу, но его телефон не отвечал. Телевизор работал; она не могла заставить себя выключить его. Тридцать погибших… сорок… а может быть, пятьдесят. Мэр Лондона выступил с проникновенной речью. Ответственность за теракт взяла на себя «Аль-Каида». Королева «глубоко потрясена». Жители пригородов, закончив работу, отправились в долгий пеший путь к своим домам.

Шивон подошла к холодильнику. Походы матери по местным магазинам оказались более чем результативными: утиное филе, бараньи отбивные, большой кусок сыра, натуральный фруктовый сок. Заглянув в морозилку, Шивон извлекла пластмассовый контейнер с ванильным мороженым. Взяла ложку и пошла назад в гостиную. Чтобы отвлечься, включила компьютер. Пришло пятьдесят три письма. Пробежав глазами по заголовкам, она поняла, что большую часть можно удалить не открывая. Затем, вспомнив что-то, сунула руку в карман. Компакт-диск. Она вставила его в дисковод. Несколько кликов мышкой, и перед ней пунктирный обзор событий. Стейси сосредоточила все свое внимание на демонстрантах, формируя своего рода досье для своего начальства в СО-12.

Просмотрев пятьдесят или шестьдесят фотографий, Шивон наконец увидела родителей: Тедди Кларк пытался оттащить жену подальше от переднего края. А вокруг кипели страсти. Поднятые дубинки, рты, разинутые в крике или в злобной гримасе. Опрокинутые урны, летящие по воздуху комья грязи, вырванные с корнями цветы.

А вот и палка, опустившаяся на лицо ее матери. Шивон в ужасе отпрянула от экрана, но усилием воли заставила себя смотреть. Палка выглядела так, словно ее только что подняли с земли, и держал ее не полицейский, а кто-то из протестующих. От удара мать пошатнулась, лицо ее исказилось от боли. Шивон провела большим пальцем по экрану, словно пытаясь прогнать боль. Сжимавшая палку рука была видна по плечо. Голова в кадр не вошла. Шивон вернулась на несколько кадров назад, затем стала смотреть дальше.

Вот!

Он завел руку за спину, чтобы спрятать палку, но она все равно была видна. Стейси сняла его анфас — в глазах веселье, улыбка гнусная. Бейсболка надвинута на лоб, но это несомненно он.

Парень из Ниддри, главарь шайки, затесавшийся в толпу демонстрантов на Принсез-стрит лишь для того, чтобы безнаказанно безобразничать.

В последний раз Шивон видела его выходящим из шерифского суда, возле которого его ждал муниципальный советник Гарет Тенч. Она вспомнила слова Тенча: «Несколько моих избирателей попали вчера в передрягу»… Пальцы у Шивон слегка дрожали, когда она снова попыталась дозвониться до Ребуса. И снова он не ответил. Она встала и принялась бродить по квартире. Полотенца в ванной были аккуратно сложены в стопку. В мусорном контейнере на кухне лежала пустая картонная упаковка из-под супа, причем вымытая, чтобы не было запаха. Мелочи, напоминающие о матери… Шивон остановилась перед большим зеркалом в спальне и стала внимательно рассматривать себя, ища сходства с матерью. Ей казалось, что она больше похожа на отца. Она не открыла им правду о Сантал, да, видимо, никогда и не откроет. Снова сев за компьютер, она досмотрела оставшиеся снимки, а потом начала повторный просмотр, но на этот раз искала на фотографиях только одну фигуру — этой мерзкой мелюзги в бейсболке, футболке, джинсах и кроссовках. Она попробовала распечатать некоторые снимки, но увидела, что в картридже почти кончился тонер. Ближайший компьютерный магазин находился на Лит-Уок. Поднявшись, Шивон сунула в карман ключи и кошелек.

Бутылку Ребус опустошил, и в доме больше ничего не было. Он обнаружил в холодильнике поллитровку польской водки, но там оставалось едва на донышке. Идти в магазин не хотелось, и, вскипятив чайник, Ребус сел с чашкой чая за обеденный стол и принялся просматривать бумаги. Эллен Уайли поразил послужной список Бена Уэбстера, на Ребуса он тоже произвел впечатление. Он прочел его. Потом еще раз перечитал. Горячие точки всего мира: они просто притягивают к себе некоторых — искателей приключений, журналистов, наемников. Ребусу говорили, что бойфренд Мейри Хендерсон в качестве фоторепортера побывал в Сьерра-Леоне, Афганистане, Ираке… Но Бен Уэбстер явно ездил в эти места не за острыми ощущениями и не за большими деньгами. Он ездил туда по долгу-службы.