Когда она покидала Германию, то должна была выбирать между свободой и тюрьмой. После освобождения из тюрьмы она бы уже не имела права работать инженером и влачила жалкое существование. Голливуд не оправдал ее надежд, но побег на Запад был ее спасением.

Марлен Шмидт носила корону меньше месяца, когда Ульбрихт закрыл спасательный люк, через который выбрались она и огромное множество других людей.

VolksKammer (Народная палата) [55], Восточный Берлин

6 июля 1961 года

Михаил Первухин, советский посол в Восточной Германии, приказал своему помощнику Юлию Квицинскому срочно разыскать Ульбрихта. «Мы получили подтверждение из Москвы», – объяснил Первухин.

Двадцатипятилетний Квицинский, восходящая звезда в советском Министерстве иностранных дел, благодаря трезвым суждениям и безупречному немецкому языку сделался незаменимым для Первухина. Он чувствовал исторический момент. Хрущев после тщательного изучения карты Берлина, присланной ему Якубовским, главнокомандующим группой советских войск в Германии, пришел к выводу, что Ульбрихт был прав: Берлин можно будет забаррикадировать.

Несколько лет спустя Хрущев поставил себе в заслугу решение построить Берлинскую стену. «Я был тем, кто придумал решение проблемы, которая стояла перед нами как результат неудовлетворительных переговоров с Кеннеди в Вене». На самом деле Хрущев просто дал добро восточногерманскому лидеру претворить в жизнь то, чего тот добивался с 1952 года, еще при Сталине. Советы помогли доработать план и обеспечить поддержку, гарантирующую успех операции, но решающую роль сыграли непрекращающиеся приставания и жалобы Ульбрихта, и его команда, а не Советы отработала все детали операции.

Позже Хрущев сказал западногерманскому послу в Москве Гансу Кроллю: «Не скрою, это именно я в конечном итоге отдал приказ. Ульбрихт оказывал на меня давление в течение долгого времени, а в последние месяцы с особой горячностью, но я не хочу прятаться за спину Ульбрихта». Советский лидер со смехом сказал послу, что Ульбрихт слишком слаб, чтобы отдавать такие приказы. «Стена когда-нибудь исчезнет, но только тогда, когда исчезнут причины, которые привели к ее строительству».

Хрущев мучительно пытался решить проблему; он понимал, что на кону репутация всей мировой системы социализма. «Что мне делать? – спрашивал себя Хрущев. – Можно легко просчитать, когда рухнет экономика Восточной Германии, если мы ничего не предпримем, чтобы остановить массовый побег. Есть всего два способа решить эту проблему: прервать сообщение по воздуху и построить стену. Первый приведет к серьезному конфликту с Соединенными Штатами, даже, вероятно, к войне. Я не могу и не хочу рисковать. Значит, остается стена». После того как Хрущев сообщил о своем решении в Восточный Берлин, Квицинский отыскал Ульбрихта в Народной палате, где тот присутствовал на заседании однопалатного парламента Восточной Германии.

Первухин сказал Ульбрихту, что Хрущев просил передать согласие на закрытие границы с Западным Берлином и начало практической подготовки этой акции при соблюдении строжайшей секретности. «Операция должна быть проведена быстро и неожиданно для Запада», – сказал Первухин Ульбрихту.

Ульбрихт спокойно в мельчайших подробностях изложил тщательно продуманный план онемевшим от удивления Первухину и Квицинскому.

Единственный способ быстро закрыть границу, сказал Ульбрихт, и достичь по возможности эффекта неожиданности – использовать колючую проволоку и заграждения. Он точно знал, откуда и как доставит в Берлин колючую проволоку, чтобы не вызывать подозрений у западных спецслужб. Непосредственно перед закрытием границы будет остановлено движение поездов метро и надземной железной дороги. Он хотел установить стену из небьющегося стекла на станции Фридрихштрассе, чтобы жители Восточного Берлина не могли садиться на поезда, идущие в Западный Берлин.

Советы не должны недооценивать трудностей, связанных с закрытием границы, сказал Ульбрихт Первухину. Он собирался приступить к закрытию границы ранним воскресным утром, когда движение через границу не такое интенсивное и многих берлинцев нет в городе. Пятьдесят тысяч жителей Восточного Берлина, которые работали в Западном Берлине, так называемые Grenzgдnger («люди, регулярно переходящие через границу»), в выходной день были дома и, естественно, попались в ульбрихтовскую ловушку.

Ульбрихт сказал, что поделится подробностями операции только с несколькими пользующимися особым доверием помощниками: членом Национального совета обороны Эрихом Хонеккером, который будет руководить операцией; министром государственной безопасности Эрихом Мильке; министром внутренних дел Карлом Мароном; министром национальной обороны Хайнцем Гофманом и министром транспорта Эрвином Крамером. Ульбрихт сказал, что поручит своему начальнику охраны ежедневно информировать Первухина и Квицинского о ходе подготовительных работ.

Белый дом, Вашингтон, округ Колумбия

Пятница, 7 июля 1961 года

Спустя всего день после того, как Ульбрихт получил согласие Хрущева приступить к реализации смелого плана, специальный помощник Кеннеди Артур Шлезингер приступил к разработке плана, нацеленного на то, чтобы несколько поубавить излишнюю горячность советника Дина Ачесона.

Шлезингер, в двадцать семь лет получивший Пулитцеровскую премию за книгу «Возраст Джексона», был придворным историком Кеннеди и тоже обдумывал способы улаживания конфликта. Президент неожиданно сосредоточил внимание на Берлине, а это говорило о том, что он считает неудовлетворительным свое участие в подготовке операции в заливе Свиней. Шлезингер был одним из ближайших советников, выступавших против вторжения на Кубу, и теперь упрекал себя за то, что сумел лишь «задать несколько робких вопросов», в то время как военачальники и ЦРУ убеждали Кеннеди одобрить план вторжения на Кубу. Шлезингер ограничился личной запиской: «Одним махом вы уничтожите то невероятное расположение, которое мир стал испытывать к новому правительству».