Фолкен воспринял ее слова без энтузиазма, но возражений у него не нашлось. Помолчав немного, он спросил:

— Ну и что прикажешь теперь с ним делать?

— Пока не знаю. Но думаю, не помешает, если ты кое-что расскажешь ему о рунах, пока он ненароком не спалил нас всех вместе, да и себя заодно.

Трэвис поморщился. Опять эти двое взялись за свое, в очередной раз решая при нем его судьбу, но при этом обращая на него не больше внимания, чем на пустое место. Он возмущенно откашлялся. Это сработало: Фолкен и Мелия наконец-то заметили его присутствие. Трэвис посмотрел на них, открыл рот и тут же увял, мгновенно определив по их лицам, что протестовать бесполезно. Он снова ссутулился, запахнул плащ и осведомился смиренным тоном:

— Когда приступаем к занятиям?

Губы барда растянулись в волчьей ухмылке.

— Прямо сейчас, если ты больше ничем не занят.

Несмотря на позднюю осень, на окружающих талатрин златолистниках еще сохранились крупные перистые золотисто-зеленые листья, за которые те и получили свое название. Трэвис и Фолкен отошли в сторону и уселись под сенью одного из древних деревьев. Бард пристально посмотрел на спутника. Выцветшие голубые глаза сверкнули сталью.

— Прежде чем мы начнем, Трэвис, — произнес он негромко, — я должен выяснить одну вещь. Откуда ты знаешь руну огня?

— Понятия не имею. Клянусь, я и не подозревал, что знаю ее!

Поймав недоверчивый взгляд Фолкена, Трэвис собрался с духом и, торопясь и перескакивая с одного на другое, выложил все как на духу: о прозвучавшем в голове голосе, когда он коснулся разбитой руны, найденной бардом в ущелье Теней, и таком же голосе, требовавшем «вспомнить Слово», когда Себарис душил его на полу коридора сгоревшей усадьбы. Единственное, о чем он умолчал, это о том, что в обоих случаях таинственный голос имел поразительное сходство с голосом его покойного друга Джека Грейстоуна.

Выслушав несколько сумбурный и бессвязный рассказ Трэвиса, бард почесал заросший щетиной подбородок.

— Честно признаться, в рунах я разбираюсь слабовато, — признался он. — Все мои познания не составят и десятой доли того, что известно рунным мастерам Серой башни, а те, в свою очередь, выглядят жалкими подмастерьями по сравнению с рунными магами былых времен. Я не могу сказать, что за голос говорил с тобой, но за годы странствий кое-чего поднабрался. Достаточно, во всяком случае, чтобы научить тебя не причинять вреда ни себе, ни окружающим, если он вдруг снова прорежется у тебя в башке.

Разгладив рукой в черной перчатке землю между корнями, Фолкен пальцем вывел на ней незнакомый символ:

— Это изображение руны огня, — пояснил он. — А произносится она так: «Кронд».

Трэвис наклонился, чтобы получше разглядеть три сходящиеся линии. Символ в точности повторял изображение на разбитой руне, которой он коснулся в заброшенной башне Кельсиора.

— Произнося имя руны, ты призываешь заключенную в ней мощь, — продолжал урок бард. — В данном случае — это мощь огня. А что из этого проистекает, ты, полагаю, забудешь не скоро.

Трэвис содрогнулся. Внезапно он встрепенулся и в растерянности посмотрел на Фолкена.

— Постой, как же так? Ведь ты сам только что произнес это слово! Почему же ничего не случилось?

— Молодец, быстро соображаешь, — похвалил бард. — А теперь заткни рот и слушай меня внимательно.

Больше Трэвис не прерывал «учителя», тем более что рассказывал тот действительно потрясающие вещи.

— Будь одного этого довольно для извлечения скрытой в рунах силы, отпала бы нужда в Серой башне, а любой неграмотный крестьянин сравнялся бы могуществом с величайшими магами прошлого. К счастью, все не так просто. Хотя рунное мастерство изрядно подзабыто и давно вышло из моды, настоящие рунные маги встречаются до сих пор, правда, крайне редко. Чтобы освободить таящуюся в руне мощь, необходимо не только назвать вслух ее имя, но и определенным образом сконцентрировать волю. Произнести слово может любой дурак, а вот правильно сфокусировать мысленное усилие несравненно сложнее. Как правило, подготовка рунного мастера требует долгих лет, если не десятилетий, неустанного обучения и практики. Для большинства людей, — добавил он, покосившись на Трэвиса.

Тот смущенно заерзал под насмешливым взглядом Фолкена, но язык по-прежнему держал за зубами.

— Мне доводилось слышать истории о подмастерьях, открывавших руны, находившиеся далеко за пределами их возможностей, — продолжал бард. — Однако все описанные случаи происходили в исключительных обстоятельствах — в минуту смертельной опасности, например. Скорее всего с тобой тоже произошло нечто в этом роде. Ты попал в переплет и так напугался, что бессознательно воспользовался руной огня. А это означает, что ты должен научиться контролировать свои порывы, иначе в следующий раз может пострадать кто-то из нас или даже ты сам.

Трэвис понурил голову. Об этом аспекте он как-то до сих пор не задумывался. Холодная волна страха окатила его, связав узлом мышцы внизу живота. «Мне не нужна эта власть! Мне не нужна никакая власть!» — рвался из глубин его существа беззвучный вопль, но в этом мире, как и в покинутом им, никому, похоже, не было дела до того, чего он хочет и чего не хочет.

— Тогда научи меня, Фолкен, — произнес он охрипшим голосом. — Пожалуйста. Я не хочу больше никому причинять вреда.

Бард бросил на него вопросительный взгляд, но Трэвис уже замолчал. Он не собирался ничего объяснять. Только один человек на свете смог бы понять его. Элис. Но от Элис его уже давно отделяло значительно большее, чем просто расстояние между двумя мирами.

— Будь спокоен, Трэвис, — кивнул Фолкен после короткой паузы, — я научу тебя всему необходимому.

Обучение продолжалось до наступления сумерек и не закончилось даже после того, как Мелия позвала всех ужинать.

— Откуда они вообще появились? Руны, я имею в виду? — спросил Трэвис.

Фолкен промолчал, как будто не слышал вопроса. Они уселись возле костра рядом с Бельтаном и Мелией, и только тогда бард соизволил дать ответ:

— Легенда гласит, что в незапамятные времена бог Орлиг Однорукий похитил секрет рун у драконов и подарил его роду человеческому.

— Орлиг? У него тоже есть свой культ?

— Нет. Он из древних богов, существовавших задолго до того, как появились первые культы мистерий.

Мелия уронила ложку, которой помешивала варево в котелке, и сердито посмотрела на Фолкена.

— А что я такого сказал? — пожал плечами бард. — Это правда.

— Знаю, — вздохнула Мелия, — только меня в последнее время что-то стали утомлять разговоры на эту тему.

Трэвис больше ни о чем не спрашивал и открыл рот лишь однажды — чтобы выразить Мелии искреннее восхищение ее стряпней.