Статья 1-я русско-китайского соглашения от 29 марта 1902 года гласила: «Его императорское величество император всероссийский, желая явить новое доказательство своего миролюбия и дружественных чувств к его величеству богдыхану, невзирая на то, что с пограничных пунктов Маньчжурии сделаны были первые нападения на мирные русские поселения, соглашается на восстановление власти китайского правительства названной области, которая остается составной частью китайской империи, и возвращает китайскому правительству право осуществлять там правительственную и административную власть, как это было до занятия означенной области русскими войсками».

Далее в соглашении определялось: «Русское же правительство … со своей стороны соглашается, буде не возникнет смут и образ действий других держав тому не воспрепятствует, вывести постепенно все свои войска из пределов Маньчжурии с таким расчетом, чтобы:

A) в течение 6 месяцев по подписании соглашения очи стить от русских войск юго-западную часть Мукденской провинции до реки Ляохэ, с передачей Китаю железных дорог;

Б) в течение последующих 6 месяцев очистить остальную часть Мукденской провинции и провинцию Гирин от императорских войск;

B) в течение следующих 6 месяцев вывести остальные русские императорские войска, находящиеся в провинции Хэйлунцзян».

События 1900—1901 гг. в самом Китае в последующем были квалифицированы как прогрессивное, освободительное движение китайского народа против империалистической агрессии восьми иностранных держав. Этой позиции придерживается и современная официальная китайская историография.

В «Большой китайской энциклопедии: военное дело», изданной в 1989 году, заявляется: «Русские войска, вторгшиеся в Дунбэй (Северо-Восточный Китай), проводили массовые поджоги и убийства. Это подымало героев на сопротивление противнику. В середине декабря все сопротивляющиеся силы в количестве 20 тысяч человек соединились вместе в «Армию храбрых» в составе 40 батальонов под руководством Лю Юнхэ. Применяя тактику маневрирования в районе Тунхуа — Хайлун, они продолжали сопротивление русским. Царская Россия, боясь сопротивления народа Дунбэя и вторжения других государств, в марте 28 года (1902 г.) заключило с Цинским двором «Китайско-русский договор об умиротворении трех восточных провинций», попутно присвоив себе много новых привилегий».

По своему масштабу и значимости события 1900— 1901 гг., несмотря на всю неоднозначность их оценок, стали наиболее серьезным и крупномасштабным военным столкновением России и Китая за всю историю их взаимоотношений. После борьбы между Россией и Китаем за Албазин во второй половине XVII века события 1900—1901 гг. можно квалифицировать как второй пик конфронтационности военно-политических отношений двух государств.

События в Китае 1900—1901 гг., закончившиеся полной военной победой иностранных держав, повлекли за собой серьезные политические изменения на Дальнем Востоке. Западные державы, Россия и Япония, предпринимая в недавнем прошлом успешные совместные военные акции, не могли найти общий язык в ходе политического урегулирования обстановки вокруг Китая. Каждая из держав преследовала свои собственные интересы, которые неизбежно входили в столкновения или даже противоречия с интересами других держав. На Дальнем Востоке зрел новый крупномасштабный военный конфликт, участниками которого вскоре стали Россия и Япония. Китаю, прежде всего его северо-восточной части, суждено было стать ареной прямого военного противоборства этих двух стран.

Еще в 1895 году, задолго до русско-японской войны, русский военный агент в Китае и Японии Генерального штаба полковник Вогак в одном из своих донесений сделал принципиально важный вывод-прогноз: «Я не удивлюсь, если через 10—15 лет японская армия будет отнесена к числу первоклассных. А за этой армией стоит нация, честолюбивая, может быть, даже чересчур, готовая на все жертвы для славы Японии. Одержав победу над Китаем, у них не будет другого стремления, как помериться силами с европейскою державою, а таковою по самому положению на Дальнем Востоке может быть только либо Россия, либо Англия».

Ровно через 10 лет в соответствии с предсказаниями полковника Вогака Япония действительно решила «помериться силою» с Россией на полях Маньчжурии.

Япония после успешной для себя войны 1895 года с Китаем и «похода» в Китай в 1900—1901 гг. считала Поднебесную империю своей вотчиной. Русское проникновение в Маньчжурию, где строилась КВЖД, расценивалось в Японии как прямой вызов. Русско-японские интересы сталкивались и по целому ряду других позиций, особенно по проблеме Кореи. К началу 1903 года Япония приобрела такое влияние в Китае, что «японская печать уже открыто говорила о возможности формального союза между двумя родственными империями, к которым примкнет и Корея. Созданная же таким путем коалиция Желтых государств должна была, по предположениям японцев, явиться несомненно надежным противовесом для замыслов России на Дальнем Востоке».

Однако Россия не намеревалась уходить из Маньчжурии, увязывая вывод своих войск после событий 1900— 1901 гг. с обеспечением определенных гарантий. Их суть сводилась к следующему: «во-первых, обеспечить насколько возможно КВЖД от нового погрома; во-вторых, не допустить иностранцев в местности, нами очищаемые, и, в-третьих, облегчить задачу русским войскам в том случае, если бы им снова пришлось водворять в Маньчжурии тишину и порядок». Эти вопросы как раз и были предметом переговоров между Россией и Китаем.

В сложной военно-политической обстановке на Дальнем Востоке чрезвычайно важным для России было поступление полной и достоверной разведывательной информации о соседних странах. Главная роль в этом отводилась военным агентам.

В 1898 году военным агентом России в Японии вместо генерал-майора Янжула был назначен Генерального штаба полковник Б.П. Ванновский, сын бывшего Военного министра. Вплоть до 1903 года полковник Ванновский оставался в Японии, формируя представление российского военного ведомства об этой стране и ее вооруженных силах. К сожалению, оценки Ванновского не всегда были достаточно достоверными и отличались от информации его предшественников.

В одном из донесений он писал: «Пройдут десятки, может быть, сотни лет, пока японская армия усвоит себе нравственные основания, на которых зиждется устройство всякого европейского войска, и ей станет по плечу тягаться на равных основаниях хотя бы с одной из самых слабых европейских держав. И это, конечно, в том случае, если страна выдержит тот внутренний разлад, который происходит от слишком быстрого наплыва чуждых ее культуре и исторической жизни идей».

На этой записке генерал А.Н. Куропаткин, ставший к тому времени Военным министром, написал: «Читал. Увлечений наших бывших военных агентов японскою армиею уже нет. Взгляд трезвый».