Девушке понадобилось довольно много времени, чтобы рассказать о своих испытаниях и изложить суть своей просьбы. К тому времени, как она окончила свой рассказ, Урсула не знала, что ее потрясло больше — сам он или страстная манера рассказчицы.

Ее имя было невозможно произнести, самое близкое по звучанию напоминало слово «Эмбер». Так они и шили ее называть. Семья Эмбер имела несчастье разбить лагерь возле приграничных укреплений, у притока Майна. От Могонциака их отделяло три дня пути на юго-запад. Неожиданно на них напал отряд из орды Мундзука. Всех мужчин племени убили сразу, а Эмбер, ее мать и двоих сестер взяли в плен и отправили своему предводителю в качестве развлечения.

Эмбер по-прежнему было трудно рассказывать о том ужасе, который ей довелось пережить в руках гуннов. Несколько раз, когда она вспоминала о чем-то особенно страшном, ее охватывали рыдания. Тогда Бриттола или Пинноса помогали ей успокоиться и ободряли, чтобы она продолжила рассказ.

Ее с сестрами заставили смотреть, как насилуют их мать. Уродливые убийцы делали это на глазах у девочек. Жестокие опившиеся вином мерзавцы истязали их, если они пытались сопротивляться.

Дойдя до этой части рассказа, Эмбер подняла тунику и показала свою спину и ноги. Глазам Урсулы и остальных предстали страшные раны. На теле были зарубцевавшиеся порезы и язвы, которые уже никогда окончательно не заживут. Ужасней всего смотрелась зияющая рана, бороздой проходящая по бедру. В этом месте плоть словно была полностью сорвана с кости.

Эмбер и ее младшую сестру, как самых «свежих и сладких» пленниц, сочли достойными внимания самого Мундзука. Он присоединился к всеобщей оргии не сразу, и Эмбер почувствовала, что он вызывал у остальных уродов страх, несмотря на то, что к тому времени они были уже основательно пьяны. Он держал их в подчинении своей зловещей сущностью, угрозой, которая сочилась из каждой поры всего его существа. Вздрогнув, Эмбер сказала, что самым страшным из запомнившегося ею в Мундзуке были его странные, глубоко посаженные и прикрытые тяжелыми веками глаза.

Мундзук присоединился к своим соплеменникам только для того, чтобы поесть отвратительного вяленого мяса и выпить алеманского пива, которое досталось им в тот день в качестве добычи. Потом он схватил Эмбер с сестрой под мышки и потащил в свой шатер, стоявший на отшибе. Войдя внутрь, он отбросил сестру Эмбер в сторону, явно решив оставить ее на потом, и занялся самой Эмбер. С выражением дикой радости на лице он взял котел с кипящим маслом, встал над ней и вылил его на еще свежие раны. Эмбер помнит, как кричала в агонии, но боль была настолько сильна, что она потеряла сознание.

Девочка очнулась в куче мертвых тел, среди которых оказались ее мать и сестры. Они лежали возле реки, у которой гунны поставили свой лагерь. Казалось, что, удовлетворив свою похоть и страсть к насилию, гунны просто выбрасывали то, что оставалось от людей, как отбросы после ужина, и двигались дальше. Переборов свою боль, Эмбер подползла к реке, где нашла в камышах старую, но еще держащуюся на плаву лодчонку. Ей показалось, что эта лодка была послана ей богами, может, самим богом Отмщения. У нее хватило сил только на то, чтобы сесть в лодку и оттолкнуть ее от берега, и она снова лишилась сознания.

Ее нашли рыбаки из Могонциака, отец и два сына. Они привели ее к себе домой и обработали раны. Через неделю, как только она вновь обрела способность ходить, Эмбер отправилась в Кельи, чтобы разыскать там людей, способных помочь ей в мщении, — женщин-воинов Первого Легиона. Она надеялась на то, что, вступив в ряды единственной военной силы, способной сражаться против гуннов, и заручившись благословением того же бога, который послал ей лодку, она сможет подобраться к Мундзуку, чтобы вонзить кинжал в его черное сердце.

Она завершила свою историю клятвой убить Мундзука, потому что только смерть вождя орды могла положить конец ежедневной угрозе и ужасу, нависшему над людьми.

Когда Эмбер закончила свой рассказ, Урсула подозвала Олеандру и куда-то отправила с поручением. Лишь потом она заговорила с девушкой.

— Пожалуйста, скажи ей, что Первый Легион Афины почти ничем не может ей помочь, — обратилась она к переводчику. — Потому… — Она глянула на Пинносу с неловкостью. — Потому что мы в скором времени возвращаемся на свою родину, в страну, лежащую далеко на западе отсюда.

— Что? — воскликнула Пинноса, глядя на Урсулу во все глаза.

Урсула подняла руку, требуя тишины и заставляя Пинносу сдержать свои эмоции, пока переводчик передавала девочке эти слова.

Пинноса явно рассвирепела оттого, что ее поставили перед уже готовым решением, в принятии которого она не принимала участия. Урсула же продолжила:

— И еще скажи ей, пожалуйста, что мы вылечим ее раны в…

Эмбер с криком бросилась на пол у ног Урсулы.

— Она говорит, что вы не можете уехать, — торопливо перевела Кунорда. Бриттола, отцепив девушку от Урсулы, помогла ей подняться на ноги и усадила на скамью. — Она говорит, что мы должны остаться и сразиться, иначе все женщины на берегах Рейна будут обречены на тот ужас, который выпал на долю ей, ее матери и сестрам. А все мужчины умрут!

— Я так и думала, что она это скажет, — голос Урсулы звучал очень натянуто. Она старалась не обращать внимания на жгучие взгляды Пинносы. — Пожалуйста, скажи ей следующее: во-первых, она не может вступить в ряды Первого Легиона. Во-вторых, ее аудиенция подошла к концу, и, в-третьих, она может обратиться в наш госпиталь за лечением.

Эмбер продолжала плакать и умолять.

— Но, командир… — запротестовала Кунорда. Она явно сочувствовала девушке.

— Ты хорошо справилась со своим заданием, — резко перебила ее Урсула. — Я тебя больше не задерживаю.

Заметно дрожа, Кунорда встала и взяла Эмбер под руку, чтобы увести прочь. Они были на полпути к двери, когда в них вошла Олеандра, неся старый темно-синий плащ Кориния. Она отдала его девушке. Эмбер смотрела на него как на чудо. Когда девочка подняла руки, чтобы Олеандра смогла пристегнуть плащ на место, Кунорда не выдержала и, резко развернувшись на каблуках, закричала с негодованием:

— То, что мужчин больше нет и Великий поход уже невозможен, еще не значит, что мы, женщины, больше ничего не можем сделать! Все, кто трусил, отправились домой еще в мае. Те из нас, кто остался, хотят сразиться с этим… этим чудовищем… А не спасаться от него бегством!

Пинноса подняла руку, требуя, чтобы Кунорда замолчала.

— Хватит, ты уже высказалась…

Пинноса не успела закончить свою фразу, как Эмбер снова заговорила, но уже спокойным, тихим голосом. Кунорда все еще не могла справиться со своими эмоциями, и ей пришлось постараться, чтобы взять себя в руки и найти в себе силы снова переводить.

— Она благодарит вас за подарок. Она говорит, что он всегда будет напоминать ей о нас, о том, что мы ей не приснились. — С этими словами Кунорда отдала честь старшим офицерам, взяла Эмбер под руку и вышла.

Урсула, пряча глаза от суровых взглядов Пинносы и Бриттолы, встала и подошла к Олеандре, молча стоявшей возле окна. В комнате повисла напряженная давящая пауза, каковой принцесса часто пользовалась для управления сложными ситуациями. Олеандра, которая видела, как ее хозяйка с детства добивалась своего при помощи такой тишины, не сдержала улыбки.