я предложил выступить с ручательством. На мой взгляд, это тем более необходимо сейчас, и я намерен вновь поднять этот вопрос на Совете. Ваша поддержка имела бы огромное значение.

— Ручательство? Касательно чего?

Гость достал из кармана бумагу и прочел:

— «Мы, нижеподписавшиеся, считаем, что опийная торговля несет в себе зло коммерческое, политическое, социальное и моральное; она нарушает законы Китая, настраивает власти и народ против расширения нашей коммерции и нашего свободного проживания в стране, подрывает надежду на истинное христианское усовершенствование. Посему мы заявляем о своем отказе участвовать в приобретении, транспортировке и продаже зелья, как лично, так и через посредников». — Кинг поднял взгляд и усмехнулся. — Я рассчитывал обсудить этот текст на общем собрании, но, к сожалению, никто не пришел, и подпись под ручательством стоит только одна — моя. Однако я думаю, что в свете недавних событий многие пересмотрят свое отношение к данному вопросу.

Бахрам беспокойно поерзал в кресле.

— Но дело-то не в нас, Чарльз. Неужто думаете, доставка опия прекратится, если мы подпишем ручательство? На наше место придут другие, ибо не мы, но китайцы в ответе за эту торговлю. Опий жаждут они.

— Не могу с вами согласиться, Барри. Зелье привлекательно своей доступностью, именно его безудержный поток и порождает пристрастие.

— И что вы предлагаете сделать? В трюмах кораблей, что стоят в море, тысячи ящиков с опием. Что будет с этим товаром?

— Скажу, не мямля, Барри: весь груз надлежит сдать властям.

— Вот как?

Всего на миг Бахрам подумал, что гость шутит, но бесхитростное выражение на смуглом лице собеседника развеяло эту надежду.

Бахрам сложил пальцы домиком и прокашлялся.

— Однако, Чарльз, вы предлагаете нечто весьма экстремальное. Вам, конечно, это известно: многие купцы загрузились товаром лишь потому, что имелись знаки предстоящей легализации опийной торговли в Китае. Об этом говорилось в памятных записках некоторых мандаринов.

— Вы правы, Барри, — кивнул Кинг. — Едва в китайском правительстве зашла речь о легализации этой торговли, наша фирма «Олифант и компания» тоже подумала, что так оно и будет. Ан нет. Памятные записки отвергнуты, оппозиция «порочной грязи» не ослабла. Всякие сомнения на этот счет рассеялись 12 декабря, не так ли?

— Что вы имеете в виду?

— Вы должны понимать, Барри, что губернатор не зря вознамерился провести казнь Хо Лао-кина в самом центре анклава.

Бахрам потупился, спрятав руки под чогу.

— И в чем был замысел?

— Вы, наверное, знакомы с письмом губернатора на эту тему? Оно было написано в ответ на заявление Палаты, обвинившей его в надругательстве над иностранными флагами. В письме говорилось: «Смертный приговор, который Хо Лао-кин сам себе вынес, стал результатом действий порочных чужеземцев, внедривших тлетворное зелье в Кантон; казнью на территории анклава мы желали побудить к размышлению иностранцев, которые были рождены и воспитаны вне лона цивилизации, однако имеют человеческие сердца».

Внезапно Бахрам вспомнил взгляд приговоренного на окно его конторы и, вздрогнув, невольно схватился за кошти, ища защиты и успокоения.

— Вы слышали, Барри, что власти получили полное признание обвиняемого? Хо Лао-кин рассказал, как его, еще мальчишку, вовлек в опийную торговлю купец, подаривший ему шарик зелья. Говорят, он, выслушав приговор, сам попросил, чтобы его казнили на майдане.

Бахрам больше не мог этого слышать; он встал и вымучил улыбку:

— Все это очень интересно, Чарльз, и я, разумеется, обдумаю ваши предложения. К сожалению, сейчас у меня много дел. Надеюсь, вы меня простите.

— Да-да, я понимаю.

Несколько изумленный, Чарльз Кинг покинул контору, а Бахрам прошел в спальню и, не выпуская кошти из рук, бросился на кровать.

Утро началось с плохой новости: придя в контору, Бахрам узнал, что Линь Цзэсюй уже на пути в Кантон.

— Известие верное, сет-джи, — сказал Нил. — Вечером 31 декабря он получил назначение от Сына Неба.

— Значит, здесь новый губернатор?

— Никак нет. Он наделен гораздо большей властью. Его должность называется «верховный имперский комиссар» — юм-чаэ по-кантонски. Он будет скорее наместником, в его подчинении адмиралы, генералы и все прочие.

— И для чего все это?

— Император возложил на него особую задачу по искоренению опийной торговли. Назначая кандидата на должность, со слезами на глазах он сказал, что в загробном мире не встретится с отцом и дедом, ежели не сумеет выкорчевать сие зло.

Бахрам замер возле окна.

— Вы уверены, что это не досужие сплетни?

— Уверен, сет-джи. Отставной губернатор и его заместитель сделали совместное заявление. В весьма жестком тоне они обращаются к чужеземным купцам. Я подобрал несколько выдержек.

— Читайте.

— «В прошлом эдикты против опия выходили один за другим, и мы, губернатор и его заместитель, не раз отдавали соответствующие команды и прибегали к увещеваниям. Однако вы озабочены только своей выгодой, и потому все наши слова влетали вам в одно ухо и тотчас вылетали из другого. Наш великий император, питающий глубокое отвращение к пагубному пристрастию, денно и нощно размышлял, как избавить страну от сей напасти. Он приказал министрам своего двора подумать и разработать планы. Кроме того, император только что назначил высокопоставленного чиновника своим особым комиссаром в Кантоне, дабы здесь опробовать предлагаемые меры. Комиссар уже в пути и вот-вот прибудет. Его задача — пресечь тлетворную пагубу, с корнем вырвать зло; даже если топор в его руке преломится, даже если лодка под ним даст течь, он не остановится, пока не выполнит свой долг».

— Там что-нибудь сказано о предполагаемых способах борьбы?

— Да, сет-джи. «Со всем почтением мы получили указ, предписывающий адмиралам всех баз и командирам гарнизонов направить войска для поимки местных контрабандистских лодок и выдворения подозрительных чужеземных судов из наших вод. Как стало известно, уже проведены сотни арестов. Что касаемо злодеев, поседевших на сей гнусной торговле, их ждет суровое наказание, как было с преступником Хо Лао…» — Нил осекся, не дожидаясь окрика. — Мааф карна, прошу прощения, сет-джи.

Но это извинение, напротив, усугубило тревогу Бахрама: секретарю что-то известно? Челядь тайком обсуждает состояние хозяина?

В голове пульсировала боль, и Бахрам решил прилечь.

— Пока все, мунши-джи. Я вас позову, как буду готов.

— Хорошо, сет-джи.

Через день-другой пришла редкая гостья — хорошая новость: чужеземным кораблям вновь разрешено заходить в Кантон. Но тут же выяснилось, что численность опийной флотилии, стоявшей на якоре возле островов, возросла за счет новых судов из Бомбея и Калькутты.

Затем хлынули письма, поведавшие о состоянии опийного рынка в Индии. Бахрама ошеломило известие, что прошедший год оказался небывалым по урожайности мака, рынки Бомбея и Калькутты перенасыщены, цены на опий обвалились, теперь им торгуют все кому не лень.

Новость огорчила чрезвычайно: досадно было узнать,