Энтрери бросил взгляд через его плечо в угол, и отец тоже туда посмотрел, повыше подняв свечку. В углу лицом вниз лежал Тоссо-паш, и под животом у него натекла небольшая лужа крови.

Белриггер круто развернулся, лицо его перекосилось от ужаса и злобы. Незнакомец направил на него меч с необычным, кроваво-красным лезвием, и если старик и хотел броситься на непрошеного гостя, то сразу передумал.

– Кто ты? - выдохнул он.

– Тот, кто сводит счеты.

– Ты убил Тоссо?

– Может, он и жив еще. От ранений в живот умирают медленно.

Белриггер поперхнулся.

– Ты знаешь, что он со мной делал, - добавил Энтрери.

– С тобой? - с трудом выговорил старик - Да кто ты такой?

– Похоже, у тебя нет никаких семейных привязанностей, - рассмеялся убийца. - Хотя меня это не удивляет.

– Семейных? - повторил старик, бестолково тараща глаза. - Ты кто?

– Сам знаешь.

– Так, мне это надоело, - решительно заявил Белриггер и сделал движение к двери.

В то же мгновение острие красного меча кольнуло его под подбородок. Слегка повернув руку, Энтрери оттеснил отца к столу и, чуть нажав, заставил плюхнуться на стул.

– Много раз я слышал эти слова, - проговорил он и, подтянув к себе второй стул, перегородил дорогу к выходу. - Только обычно после них ты меня бил.

У Белриггера перехватило дыхание.

– Артемис? - едва слышно прошептал он.

– Неужели я так сильно изменился, отец?

Старик довольно быстро справился с собой.

– Что ты здесь делаешь? - спросил он, бегло осмотрев одежду и оружие.- Ты же сбежал. Зачем вернулся?

– Сбежал?! Меня продали в рабство!

Фыркнув, Белриггер поглядел в сторону.

– Тебе кажется, что это весело?! - стукнув кулаком по столу, крикнул Энтрери.

– А мне-то что? Не я ж тебя продал.

– Какой у меня любящий папаша! - с кривой усмешкой сказал убийца.

Как ни странно, Белриггер расхохотался ему в лицо.

– А Тоссо так не веселился, - хмуро заметил Энтрери, и старик сразу помрачнел.

– Что тебе нужно?

– Хочу узнать, что с матерью. Она жива?

По насмешливому взгляду отца Энтрери догадался, каким будет ответ.

– Тебя ж в Калимпорт повезли, да?

Убийца кивнул.

– Так вот, Шанали померла, когда ты еще туда и не добрался, хоть купцы и гнали лошадей вовсю. Дурень ты, она ж знала, что ей недолго осталось. А то, думаешь, продала бы она своего любименького сыночка?

Мысли в голове Энтрери понеслись вихрем. Он припомнил мать, какой видел ее в последний раз, и вдруг понял, что такой убитый вид у нее был совсем по другой причине.

– Мне даже жаль было эту шлюшку, - сказал Белриггер и тут же получил от Энтрери увесистую пощечину.

Убийца сел на место, а старик, с ненавистью глядя на него, сплюнул кровь.

– У нее выхода не было, - сказал он. - Нужно было заплатить жрецам, чтобы спасли ее жалкую жизнь, потому что брать в уплату за молитвы и чары ее источенное болезнью тело они уже брезговали. Вот она тебя и продала, а они взяли деньги. А она все равно померла. Не верю я, что они хоть что-то сделали, чтобы ей помочь.

Белриггер умолк, и Энтрери долго сидел, переваривая все, что услышал.

– Ну что, убивец, получил, что искал? - подал голос старик.

– Она меня продала?

– Разве я тебе не это только что сказал?

– А родной отец меня защищал, - с горечью промолвил Энтрери.

– Родной отец? - спросил Белриггер. - А ты его знаешь?

Энтрери сжал зубы.

– Ты что же, придурок, считаешь меня своим отцом? - расхохотался старик - Вот олух! Да не отец я тебе. Был бы ты мне родным сыном, я бы, может, вколотил в тебя побольше толку.

– Лжешь.

– Когда мы с Шанали встретились, она уже была брюхата. Да, потому что подкладывалась под жрецов. Как и все девки. Ты, может, сильно мал был, когда уехал, потому и не знаешь, а вообще почти все пацанята, что тут по улице гоняют, - их семя, жрецов.- Он фыркнул. - Я дал ей место, чтобы жить, а она мне взамен - небольшие радости.

Энтрери почти не слушал его. Он вспоминал, как видел в детстве мужчин, приходивших к ним в дом, плативших Белриггеру и потом лезших в постель к матери. Он закрыл глаза: ему почти захотелось, чтобы Белриггер бросился на него, воспользовавшись моментом, схватил кинжал и вонзил в сердце. Он бы не сопротивлялся.

Но старик даже не шелохнулся, он смеялся, смеялся, пока Энтрери не открыл глаза и не посмотрел на него так, что тот смолк.

Белриггер как-то неловко закашлялся.

Энтрери встал и спрятал меч в ножны.

– Поднимайся, - сказал он старику.

Белриггер с вызовом поглядел на него:

– Это еще зачем?

– Вставай. - И с этими словами убийца разбил ему нос кулаком.

Старик встал, вытирая кровь рукой.

– Что тебе надо? Я все рассказал, я тебе не отец.

Энтрери схватил его руку и закрутил за спину.

– Но ты меня бил.

– Надо же было учить тебя, - просипел старик, пытаясь дотянуться до него другой рукой.

Энтрери снова ударил его по окровавленному лицу.

– Жизнь сурова! - оправдывался старик. - Надо было учить тебя уму-разуму!

– Только попробуй сказать еще раз, что моя мать была шлюхой! - процедил Энтрери, сильнее заламывая ему руку и заставляя опуститься на колено.

– А что мне еще сказать? - жалобно вскричал Белриггер. - Ей приходилось это делать, чтобы жить. Всем нам выживать приходится. Я ж не виню ее и никогда не винил. Никто не хотел брать ее, а я взял.

– Ради своей наживы.

– Ну, не без этого, - признал старик. - А чем я виноват? Жизнь такая.

– Ты виноват в каждой оплеухе, что отвешивал мне, - спокойно сказал Энтрери. - Ты виноват, что позволил этому смердяку, - и он мотнул головой в сторону умирающего Тоссо-паша, - приближаться ко мне. Или он тебе тоже платил? Брал денежки за своего сыночка, а, Белриггер?

Несмотря на боль, старик яростно замотал головой:

– Нет-нет, никогда…

Энтрери ударил его коленом в лицо, и старик растянулся на полу. Выхватив кинжал, убийца наклонился над стонущим Белриггером, но передумал и направился к двери.

На улице у самого выхода стояла та самая старуха, которую он видел утром, - видно, услышала возню в доме. Похоже, и обрывки разговора она тоже слышала, потому что, вместо того чтобы нападать на него, сказала: