Валька вздрогнул. Он словно воочию увидел, как маманя сидит у телефона, левой рукой массирует сердце и ждет от него звонка.

— Она уже выздоровела, и от вас мне ничего не надо!

— Ты зря горячишься, — возразил Харченко. — Я вот тоже не так давно горячим был… Мама твоя точный диагноз наверняка скрывает и от тебя, и от сестры. Тебе Маркус хоть раз предлагал ее пролечить?

— Вы же знаете, что у Коллегии очередь на годы вперед, случайных людей брать запрещено. Да я и просить бы не стал, бесполезно… — Старший не находил доводов; он все еще не мог прийти в себя. — Мы для того и хотели на севере выпас сделать…

— Могу тебя уверить, что никто бы тебе маленькую черепаху не отдал, — отчеканил Харченко. — У Коллегии совсем другие цели, и твой любимый Маркус озабочен только одним — где бы найти еще таких же кормильцев. Поэтому я здесь, и поэтому я здоров. Как только будут найдены другие кормильцы, про тебя забудут! — Харченко взял Старшего за локоть, другой рукой нежно погладил теплое брюхо Тхола. — Валя, ты действительно нужен людям, но не тем людям, что отгородились от всего мира в своих индийских дворцах! Мы вместе с тобой заставим их почковаться, и не раз в столетие, а сто раз в год, понимаешь?! И тогда Эхусов хватит, чтобы закрыть все больницы на земле…

— Но моя мама… — совсем запутался Валька. — Ее арестуют… в Питере…

— Мы постараемся ее уберечь, — заверил Второй. — Наше руководство вплотную занимается этой проблемой. Во всяком случае, мы не угрожаем ей физической расправой, эти методы больше присущи ведомству господина Григорьева. Напротив, мы сделаем все для вашего скорейшего воссоединения.

— Мы надеемся, что ты понимаешь, — со странной интонацией обратился к нему Третий. — Иногда приходится жертвовать соратниками ради высших интересов. Проводя эту операцию, мы потеряли несколько специалистов высочайшего класса. Поверь, это были прекрасные парни, у них дома остались дети. И работали они не ради денег…

— Я понимаю, — медленно кивнул Старший. — Мной вы тоже пожертвуете ради высших интересов.

Он смотрел на Тхола. По бокам пушистого «бочонка» пробегали волны медленной дрожи. То одна, то другая «голова гантели» принималась вибрировать, приподнималась над каменным дном пещеры, затем из глубины колосса доносился чавкающий звук, сменяющийся долгим свистящим стоном, и наступало затишье. Спустя несколько минут зверь опять вентилировал свои внутренности, устраивал проверку систем, ощупывал окружающее пространство — и замирал.

Боевой «бочонок» несколько тысяч лет ждал навигатора, хотя сейчас ему подошел бы и наездник.

— Стойте! — внезапно протрезвел Валька. — А если люди Атласа откажутся, где вы возьмете наездника?

— А за наездником уже поехали, — Второй внимательно посмотрел на часы, — Как раз сейчас его, точнее ее, уже должны забрать… Это даже не наездник, а гораздо серьезнее. По терминологии Коллегии, самый настоящий навигатор.

— Ничего у вас не получится! — Старший вспомнил повадки Марии. — Наездники — не такие люди. Они скорее взорвут Тхола, чем согласятся вам помогать. Тем более что одного вы тут убили…

— Ты сильно ошибаешься, — широко улыбнулся Второй. — Этот наездник нам непременно поможет. Кстати говоря, вы хорошо знакомы. Это твоя сестра, Лунина Анна.

Перед крепкой дубовой дверью нас встретил не то гардеробщик, не то вышибала, почти квадратный тип всего лишь с одной узкой прядью бороды, и в красной кожаной полумаске. Он потребовал у дяди Сани расстегнуть куртку, а меня и тетю Берту заставил задрать свитера, проверяя, не вносим ли с собой какое хитрое оружие. Мария выглядела так, что ее даже не стали обыскивать. Берта уговаривала наездницу отлежаться, однако та упрямо увязалась за нами. О металле егерь предупредил заранее, и ненавистные пистолеты наезднице пришлось оставить в общем «номере», чему все мы были только рады. Во взвинченном состоянии наездница была способна натворить бед.

Под прокопченными сводами обеденной залы витала застарелая, наверное, никогда не выветриваемая смесь ароматов подгоревшего жира, браги и меда, однако моему носу эта смесь показалась на редкость приятной. Еще пахло цветами и травами, развешенными для просушки на поперечных балках потолка. Между стрельчатыми окнами плясали отсветы каминного огня, в натертых бронзовых бокалах отражалось тусклое серебро графинов и червонная позолота керамических чаш.

Для простого трактира обстановочка излишне роскошная…

В нижней обеденной зале набилось много народу; голоса шуршали, как оберточная бумага, и звенели, как треснувшие гитары, перекликаясь на все лады. Вне сомнения, весть о нашем появлении разнеслась уже на три дня пути вокруг. Впрочем, никто из посетителей не пытался взять автограф. Некоторые спали, скорее всего, они продремали тут всю ночь, экономя на плате за ночлег.

Ватага горных пикси храпела в углу, на шкурах, уткнувшись в ребра недоеденного барана. Все ростом с десятилетнего мальчишку, черноволосые, в обтягивающих темных чулках и камзолах со шнуровкой на спине. Стоило нам войти, как в клетке на столе пикси завозился и тявкнул обученный лисенок. Храп тут же прекратился, пикси подняли хищные, вытянутые книзу лица, чем-то смахивающие на волчьи, мордочки. Их зеленые и круглые, горящие, как у кошек, глазки отражали свет потолочных ламп. Тогда я только подивился, и даже посмеялся в душе неудобству их костюмов, не понимая, что шнуровка на спине — привилегия высшей знати…

Двое Отрядных передвигали скрипучую платформу на колесиках, третий стоял наверху, в клетке, подливая в жерла светильников масло из бурдюка. Сплюснутые бронзовые лампы покачивались на цепях, и вместе с тенями ламп вытягивались и укорачивались тени гостей. В дальнем углу, за раскладной ширмой, вытянув ноги, устроилась компания мрачноватых типов в широких остроконечных шляпах и подбитых волчьим мехом плащах до самой земли. Они не говорили ни слова, сосредоточенно метали кости и делали вид, что мы их совсем не интересуем. Когда слуги с лестницей доехали до ширмы, один из «волков» нетерпеливо помахал им, чтобы не задерживались. В результате две угловые лампы так и остались не зажженными, и лиц под шляпами я так и не увидел. Зато я увидел руку, затянутую в перчатку со множеством пуговок. С рукой такой длины в Измененном мире ему явно делать было нечего. Когда гигант опустил ее, кулак стукнулся о доски пола.

А еще от приятелей в шляпах отвратительно пахло. Служанка как раз отнесла им поднос, заполненный бокалами со стаутом, но, сколько бы ячменя они ни выдули, обоняние Фэйри не проведешь.

Эти немногословные ребята часов десять назад поужинали сырым мясом. Причем не просто сырым мясом, а мясом не убитого животного. Они его скушали заживо.

В отгороженном углу, возле огромной плиты, голые по пояс повара разделывали широкими тесаками готовую тушу оленя. С кухни плыл потрясающий дух дичи, травяных приправ и вина для маринадов. Еще двое безбородых поварят шустро раскладывали по тарелкам раскаленные овсяные лепешки, гремели блюдами и подсвечниками. По полу бродила обрюзгшая белая ворона, придирчиво выбирая хлебные ошметки.