Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жанна: – Посмотрим. Все может быть. Жанна даст нам знак.
Стелла: – Думаешь?
Жанна: – Даже не сомневаюсь.
Ула: – А если нас поймают?
Жанна: – Нет, нас не поймают.
Ула: – Ты уверена?
Жанна: – Все будет так, как Богу угодно. Мы уйдем отсюда. И никто нас не тронет.
Ула: – Я не верю. Как такое возможно?
Жанна: – Для Бога нет ничего невозможного.
Ула: – А для нас? Мы всего лишь люди. Почему ты думаешь, что никто нам не помешает?
Жанна: – Мне так сказала Жанна. И я ей верю.
Ула молчит.
Стелла: – Опять думаешь?
Ула ложится на кровать.
Стелла: – Ты спать собралась?
Ула: – Нет. Просто до ужина полежу.
Стелла: – Ты чего загрустила? Боишься бежать?
Ула: – Ничего я не боюсь. Отстань.
Жанна: – Не трогай ее, Стелла.
Стелла: – Думай, думай…Может чего-нибудь и придумаешь…
Жанна садиться на свою кровать: – Скучаешь по родным?
Стелла: – Конечно…Я не понимаю, почему нам нельзя встречаться. Хотя бы раз в полгода. Кто придумал все эти правила? И пожаловаться некому. Нет тут ни правды, ни справедливости.
Жанна: – На земле нет справедливости. А у меня не было ни братьев, ни сестер.
Ула начинает плакать.
Жанна: – Ты чего? (подсаживается рядом, гладит Улу по голове).
Стелла: – Переживает…
Ула: – У меня никого нет. Понимаете? Никого. Ни одного родного человека (плачет). Были подруги, но и от них не осталось ни следа…
Жанна: – Мы будем тебе подругами.
Ула: – Ты не можешь.
Жанна: – Почему?
Ула: – Ты другая. Ты не такая, как я. Нас ничего с тобой не связывает.Ничего.
Стелла: – Аргумент…Что же теперь? Зато у тебя есть шанс выбраться отсюда. Без всякого побега. Разве нет?
Ула: – Я не верю. Ходят-ходят. Обещают. Но ничего не меняется. И от меня ничего не зависит. Ничего. Я ничего не могу сделать, чтобы меня уже забрали отсюда. В какую-нибудь семью.
Жанна: – Вот видишь, у тебя все равно есть надежда, что у тебя будет семья. Ведь новые родители могут полюбить тебя, а ты – их.
Ула: – А если они только ради денег? И на меня им наплевать? Какая разница – одиночество тут или там?
Стелла: – Будешь жить в семье, ходить в школу. Найдешь себе подругу. И может быть, парня…А мы тут сидим, как две психопатки. Пока нас в овощей не превратят, мы отсюда не выйдем. Чувствуешь разницу? Твоя анорексия по сравнению с моей бритвой и видениями Жанны – это ерунда.
Ула вытирает слезы.
Жанна: – Я буду молиться о тебе. Хочешь?
Ула: – Не надо.
Стелла: – Тебе хуже не будет. Это не страшно (смеется).
Ула: – Ничего мне от вас не надо.
Стелла: – Значит, надумала. Остаешься?
Ула: – Пока нет…Не решила.
Ула утыкается в подушку и лежит молча, неподвижно.
Жанна и Стелла переглядываются. Молчат какое-то время.
Стелла: – Лучше ей остаться…
Жанна кивает головой.
Стелла: – Ула, слышишь? Мы за тебя решили – мы без тебя бежим. Так легче? И голову ломать не надо. Ула? Слышишь?
Жанна подходит к кровати Улы. Наклоняется над ней. Ула спит.
Жанна (шепотом): – Она спит…Представляешь? Заснула.
Стелла удивленно поднимает брови.
Жанна: – Пойдем в коридор. Не будем ей мешать.
Стелла и Жанна встают и выходят в коридор.
Картина третья
Библиотека. Вечер. Полумрак. Свет от полутемной настольной лампы. Дана и Госпожа Брод.
Госпожа Брод: – Тридцатого мая это случилось. Стражники, которые подбрасывали хворост в костер, плакали. Даже палач, который был наготове, чтобы пытать Жанну, не мог сдержать слез. Они сжигали праведницу Божию. И понимали это. Жанна говорила: "Я не боюсь ничего, кроме предательства". А ее предали. Это страшный грех, Дана. Предательство. И именно его совершили те, кто хотел смерти святой. Ее приговорили к смерти её же братья по вере. «Мы все погибли, потому что сожгли человека доброго и святого» – вот, что они говорили после ее смерти. Все обвинения рассыпались в прах. Но ее все равно осудили. Оставалось единственное обвинение. Самое безобидное. Жанна носила мужскую одежду. Именно за одежду ее и осудили.
Дана: – Как такое возможно?
Госпожа Брод: – Ее мужскую одежду объявили символом греха, знаком неестественной извращенности. И потребовали снова надеть женскую одежду. Но мужская одежда была ее единственной защитой, когда она проводила долгие тюремные ночи во власти солдат-стражников. Если бы у нее не было этой последней защиты, она никак не смогла бы доказать, что стала жертвой насилия, и ее бы обвинили в том, что она не Дева. А она была девственно чистой. И душой, и телом.
Дана: – И что же было дальше?
Госпожа Брод: – Жанна смирилась и согласилась надеть женскую одежду, думая, что ее переведут в одиночную камеру. Ей это обещали. Она оделась по-женски, но ее отправили в тот же карцер с теми же солдатами. Она снова надела мужскую одежду. Епископ сделал вывод, что она не в силах отказаться от заколдованной одежды. А это уже была ересь и колдовство. За это сжигали на костре.
Дана: – Если она была святой, разве могли солдаты тронуть ее?
Госпожа Брод: – Святые себя таковыми не считают. Она хранила свою невинность ради Бога. Даже Господь наш, будучи на земле сказал: «Не искушай Господа Бога твоего»…
Святость человеческая это не магия. И не всемогущество, а покаянное сердце в терпении скорбей. У Жанны было священное предназначение. А те, кто осудили ее на смерть, сошли с ума, Дана.
Дана: – Сошли с ума? Все?
Госпожа Брод: – Потеряли рассудок. Многие из них.
Дана: – Вы считаете, что у каждого есть своя миссия?
Госпожа Брод: – Несомненно. У каждого, кто хочет, чтобы у него была миссия. И вера, чтобы ее вынести. Миссия Жанны закончилась расправой над ней. Не многие готовы к этому.
Дана: – Госпожа Брод, а у вас есть предназначение?
Госпожа Брод: – Конечно…
Дана: – Интересно узнать, какое же?
Госпожа Брод: – Скоро узнаешь. Я надеюсь. И поймешь. А может, и нет. Скоро, уже совсем скоро.
Дана: – А у меня?
Госпожа Брод: – Жанна, которую привезли к нам – не простой человек. Мы ждали ее очень долго. Может быть пятьсот лет. Представляешь? Она надежда, которую даровал нам Господь. Избранница Божия. Мы дошли почти до предела. В такие моменты мы и замечаем промысел Божий, Его вмешательство в дела земные. Ваши пути с Жанной пересеклись. Пойми это. Открой свое сердце.
Дана: – Как?
Госпожа Брод: – Молись. Проси Бога простить твои грехи. Пока не придет к тебе плач, который очистит твое сердце. Будто ты смотрела на мир сквозь грязное стекло, и