А что такого? Слуги-полукровки крепко спят, и, напротив, стража не дремлет. Никто не подберется незамеченным, никто не сделает вид, будто заблудился, ошибся коридором или, не ровен час, перепутал дверь.

Какой же диллайн не любит тьмы ночной? В нежной и далекой юности Херевард Оро любил сиживать в открытом окне ногами наружу и слушать, как размеренно и в унисон дышат земля и небо. Шум дождя любил слушать, волчий вой в холмах, голос козодоя и кошачьи мартовские песни. В каждом шорохе звучала для него божественная музыка Предвечного, настойчиво звавшая диллайн к Вере. Сколько лет прошло, и не просто лет, а целых веков, но и сейчас лучшим отдохновением души оставались для Благословенного Святого ночные вздохи деревьев, терпеливо ждущих настоящую весну.

После беседы с Лайд Эск и перед встречей с агентами тиву настоятельно требовалась передышка. Ибо ничто так не утомляет и лишает душевных сил, как битва с чужой глупостью.

Достанет какого-то часа наедине с леди Эск, чтобы проникнуться к Аластару искренним сочувствием. Нет, не стоит так категорично судить его за распутный образ жизни и неподобающее поведение. Воистину, глупость в женщине во стократ заметнее и отвратительнее, чем в мужчине, ибо дамы физически неспособны к молчанию, за которым легче легкого спрятать недалекость и ограниченность ума. Казалось бы, чего уж проще – молчи, и сойдешь за умную, молчи и думай над каждым своим словом. То, чего леди Лайд не умела делать никогда. В девичестве все выглядело премиленько – девушка умела смущаться, маскируя алыми розами щек толстые мхи махровой тупости. Юница превратилась в женщину, и, следовательно, маленькая глупышка стала взрослой дурой. Спору нет, далеко не все мужчины являют миру перлы истинной мудрости, просто глупость сильного пола более… хм… эпична. То бишь заметна только в больших масштабах, на расстоянии, издали. Это не оправдание, нет. Но как же тяжко пришлось тиву Хереварду, как зудели его ладони от желания отходить тупую мелочную бабу по губам. Удивительно другое, почему Аластар ее не бьет через два дня на третий в чисто профилактических целях? Но не бьет и никогда не бил. И очень зря.

На вопрос: «Как, как вам вообще в голову пришла мысль нанять для похищения и убийства леди Янамари ролфийскую агентессу?», – эта непроходимая дура посмела возмущенно пропищать что-то про неподобающие взгляды, которыми Аластар регулярно одаривает поганую шуриа.

– Он ее раздевает глазами. Не меня, а ее. На меня, на свою законную жену, он даже не смотрит! Даже в постели! Даже когда…

– Миледи! – простонал тив. – Избавьте меня от подробностей.

– Но я совсем раздеваюсь, догола, не так, как другие, не в рубашке. А он не смотрит и не трогает… ни руками, ни…

– Лайд! Хватит! Я не ваш лекарь, я – эсмонд, я – лицо духовное.

– Так я и говорю – раздевает. И она его тоже.

Молодец! Разгадала-таки наша умница выражение шурианских глаз – холодных, невыразительных, почти нечеловеческих. И это говорит женщина, которая не способна понять, что противна собственному мужу с первой встречи, с первого взгляда.

– Зачаровала его змея-шуриа, заманила. Он раньше не такой был!

Тив Херевард знал Аластара чуть ли не с рождения, а потому мог ответственно утверждать – таким тот был всегда. Одержимым Долгом и Властью чистоплюем, если точнее. И как в одном человеке три столетия сочетались вместе столь несочетаемые качества, оставалось тайной даже для эсмондов.

– Вы понимаете, что вступили в недозволенные законом отношения с врагами Синтафа?

– А к кому же мне обращаться? – честно удивилась Лайд. – Ролфи сами предложили свои услуги.

– Это называется предательство, миледи. Наказуемое, между прочим, ссылкой или плахой.

– Благословенный, помилуйте! – всплеснула руками графиня Эск. – За что? Она же шуриа!

Эта женщина была непробиваема, как казематы эскизарских фортов. И столь же «привлекательна». Ей невозможно было объяснить, что нельзя нанимать вражеских агентов для устранения вероятной пассии мужа, нельзя давать им золото и тайно переписываться с шефом ролфийской разведки тоже нельзя. Запрещено! Иначе последует наказание по всей строгости синтафских законов.

– При чем здесь законы? Я служу вам, Благословенный. Вам и Эсмонд-Кругу. Всеми силами стараюсь исполнить свой долг. Но женщина не может сама по себе зачать сыновей.

И какой бы феерической глупостью ни блистала леди Лайд, но возразить ей нечего. Сила эсмондов не только в Вере и в крови. Сила и Власть Эсмонд-Круга держатся на его волшебниках, чье рождение никогда не было случайным. Нужны века тщательнейшего отбора ценных качеств, пестования магических способностей, чтобы в результате цепочки браков и рождений получился могущественный волшебник – идеальный служитель Предвечного.

Три сына могут родиться у князя диллайнской крови – три великих мага-эсмонда в будущем.

А теперь спрашивается – где эти сыновья? Семнадцать лет прошло, у Эсков родилось две дочери и ни одного младенца мужского пола.

– Вы должны заставить Аластара приходить ко мне каждый день в благоприятное время, – решительно выдала Лайд, повергнув тива Хереварда в полнейшее уныние.

Если вспомнить, чего стоило эсмондам вырвать у Эска обещание жениться на этой женщине, то способа подчинить его волю снова просто не существует в природе.

Будем благодарны и за то, что он до сих пор в открытую не выступил против Эсмонд-Круга, формально оставаясь примером лояльности истинным властителям Империи. Естественно, только лишь во имя общественного спокойствия и сохранения целостности государства. Тот случай, когда Аластарова одержимость Долгом играет эсмондам на руку.

Тив Херевард вообразил фразу, которой Эск ответит на предложение супруги, и у него покраснели уши. За десять веков можно выучить все присказки – приличные и похабные – и даже стать автором некоторых особо циничных, но все равно остаться в душе аскетом и святошей.

– Возвращайтесь в Эскизар, миледи, под опеку супруга, и не смейте впредь нарушать заповедь: «Женщина, повинуйся воле мужа», – сурово молвил он.

– Но я…

– Миледи, в отличие от государств Конфедерации, в Империи разводы разрешены и в некоторых случаях даже поощряемы. Мы отыщем его светлости более подходящую спутницу жизни. Вы хотите в закрытую обитель? Нет?

Эсмонд блефовал. Не было у него в запасе женщины с таким же набором наследственных качеств, какой имелся у Лайд. Диллайнская селекция традиционно подразумевала только уникальные, единственные в своем роде сочетания кровей, без запасных вариантов.

– Я буду повиноваться, – неискренне пообещала миледи. – Только вы должны…

– Подите вон, миледи, пока я еще способен сдерживаться, – мрачно предложил тив. – Еще пять минут, и я начну сочувствовать его светлости, а заодно подумаю над возможностью развода. Никто не заслуживает таких страданий. Даже Эск.

И можно поклясться чем угодно, что Лайд не поняла смысла последней фразы. Графиня не столько обиделась, сколько испугалась слова «развод».