Оливер сидел в своем кабинете в Центре Кэбота. Он подключил код 141, чтобы номер его телефона не отображался на экране того, кому он звонит, и набрал домашний номер Веры. Через четыре гудка автоответчик голосом Росса Рансома сообщил, что дома никого нет.

Оливер положил трубку на рычаг.

Что ты с ней сделал, псих несчастный? Убил? Прикончить меня не получилось, и вместо меня ты убил ее?!

Внизу, в приемной, его ждала пациентка; он уже на двадцать минут задержал консультацию. Зря он сегодня вообще вышел на работу. Он думал, что работа его отвлечет, думал, что главное – убраться подальше от гостиничного номера, в котором он безвылазно проторчал весь вчерашний день в ожидании звонка от Веры. Вера так и не позвонила.

Может, дело в том, что они с ней переспали? Может, по дороге домой она измучилась, не в силах ничего решить? Наверное, пришла к выводу, что нужно подождать, а пока вернуться в семью… Нет, невозможно – после всего, что она ему говорила?!

По опыту Оливер знал: трудно понять, что творится в голове у других людей, и еще труднее предсказать их действия.

Но к Вере это не относится. Она не способна лицемерить, такое не в ее характере. По своей сути она – глубоко порядочный человек. Если она уехала домой и передумала или передумала после их короткого разговора во вторник, она бы откровенно во всем ему призналась.

Но тогда… чем еще объяснить ее молчание? Когда он звонит по ее мобильному, то сразу переключается на голосовую почту. Дома никто не подходит. Они с ней договорились созвониться во вторник в семь вечера. Определенно созвониться, без всяких «если» и «может быть». Вера обещала позвонить, но не позвонила.

Сейчас четверг, час дня. Со времени их последнего разговора прошло более сорока восьми часов. Что, черт побери, могло помешать ей позвонить? Несчастный случай? Она могла угодить в аварию по пути в «Леголенд» или на обратной дороге. Оливер посмотрел по карте, проверил маршрут, по которому она ехала, обзвонил все больницы между ее домом и «Леголендом». Больная с такой фамилией нигде не значилась. На случай, если она погибла, он позвонил в полицию. Ничего.

Так что же ему остается? Она либо нарочно не звонит ему, либо ей запрещает муж. Первый вариант Оливер отбросил сразу.

Остается муж. Подонок, который контролирует ее жизнь, который одержим ею, который бьет ее. Либо он что-то с ней сделал – может, где-то запер, – либо…

О самом плохом даже думать не хочется.

Оливер отпил воды из стакана, стоявшего на столе. Внизу его ждет красивая молодая женщина. Два года назад у нее появилось безобидное белое пятнышко на подушечке большого пальца руки; сейчас руку ампутировали. Она хочет, чтобы он помог ей победить рак, перед которым пасовали все врачи, лечившие ее прежде. Ради нее он обязан быть сильным. Он обязан быть сильным ради всех своих пациентов – и ради Ли, особенно когда он вернется в Америку с телом Харви. Наверное, тогда ему придется призвать на помощь все свои силы.

Ты нужна мне, Вера, ты так нужна мне прямо сейчас!

И мне не нравится твое молчание. Оно слишком громкое. Вопиющее.

В 15.17 пополудни доктор Джонатан Мамфорд, дежурный врач в больнице «Харли-Девоншир», стоял над кроватью леди Джеральдины Рейнс-Райли и заполнял свидетельство о смерти. В графе «Причина смерти» он записал: «Менингоэнцефалит вследствие септицемии».

Через полчаса после того, как дежурный врач вывез тело на каталке вниз, в ледник, служивший временным моргом, из служебного входа больницы вышел врач-стажер, живущий при больнице, Джейсон Риллетс, двадцати одного года. Пройдя несколько сот метров, он остановился в дверях и огляделся. Убедившись, что его не видно из окон больницы, он вытащил из кармана мобильный телефон, купленный специально для таких случаев.

Звонил он журналисту по имени Уилл Арнольдсон – тот подружился с ним пару лет назад. Довольно беспутный тип, смуглый, смазливый на южноевропейский манер, увлеченный всякими темными делишками. Он больше походил на негодяя из фильмов про Джеймса Бонда, чем на газетного репортера.

Арнольдсон был «вольным стрелком» и сотрудничал со многими изданиями. У него имелись обширные связи в высшем обществе. Отчасти он зарабатывал на жизнь тем, что поставлял сплетни в разделы светской хроники. Он платил Риллетсу по тридцать фунтов за истории, которые происходили с богатыми и знаменитыми клиентами клиники «Харли-Девоншир» – разумеется, при условии, что истории можно было пустить в печать. В последний раз Джейсон Риллетс скормил репортеру лакомый кусочек две недели назад; история появилась в разделе новостей журнала «Хэлло!».

– Имя леди Рейнс-Райли что-нибудь тебе говорит? – спросил Риллетс, озираясь по сторонам.

– Да, очень ценный кадр, – ответил Арнольдсон. – Очень и очень ценный кадр. Что там с ней произошло?

Риллетс рассказал.

Как обычно, Арнольдсон вытянул из него больше, чем он, Риллетс, собирался поведать. Репортер сразу сообразил: из гибели леди Джеральдины можно раздуть отличный скандал; надо только, фигурально выражаясь, нарастить немного мяса. Из сырья может даже выйти два разных материала; если Джейсон не против, можно подать историю под двумя различными углами зрения. Тогда он получит вдвойне.

Джейсон не возражал.

– Он звонит уже во второй раз, – сказала Люсинда. – По-моему, вам стоит с ним поговорить.

На столе у Росса стоял контейнер фирмы «Молу-Орелан». В контейнере было девяносто семь капсул. Три штуки лежали на столе. Прочно зажав одну капсулу щипчиками, он просунул иглу шприца в зазор между двумя половинками и ввел в капсулу то же крошечное количество кетамина, какое только что осторожно ввел во все остальные.

– Во сколько у меня завтра операция? – спросил Росс, вытаскивая иглу и разглядывая капсулу на свет, а затем бросая ее в контейнер.

– В одиннадцать. Вы специально просили не назначать ничего раньше. Пришлось повозиться.

– Как по-вашему, нужно мне идти на похороны леди Рейнс-Райли?

Последовала пауза, затем резкое:

– Зачем?

– Ну… я ведь ее оперировал. – Затем он уныло прибавил: – Из чувства долга?

– Не думаю, что появиться на похоронах пациентки, которая умерла после операции, хорошая мысль.

– Вы правы, – сказал Росс. А про себя подумал: «О чем я, черт побери, думаю? Может, у меня крыша едет? Пусть себе катится в ад». – Как вы думаете, может, послать цветы?

– Ни в коем случае. Вам необходимо держаться как можно дальше от всей этой истории. Пусть ваше имя не связывают с ней. – Помолчав, секретарша привела последний довод: – Все равно ведь вы ее не любили. С какой стати посылать ей цветы?

– Из вежливости. – Росс проверил количество жидкости в шприце и зажал щипчиками следующую капсулу.