– А чего ты хочешь? – удивился Петренко.– Они все такие. Что у нас, что в Америке. Что разведка, что госбезопасность. Он не тебя подставил, а «проверил выкладки». Жив ты – хорошо. Значит, выкладки правильные, и ты еще пригодишься. Помер – тоже хорошо. Выходит, товарищ полковник или кто он там не ошибся, врага народа вычислил. Я тут приторможу, покушаем. Здесь повар хороший.

Практичность Петренко всегда вызывала у Валерия восхищение.

Господин Горшков был недоволен. И недовольство его еще более усугублялось тем, что человек, стоявший перед ним, вел себя абсолютно правильно. И перед господином Горшковым ни в чем не виноват, поскольку вот уже второй раз спланированные им акции проваливались из-за чужих ошибок. Человек этот сработал на самом профессиональном уровне. Это источник в органах, сука поганая, сдал киллеров, замочивших Чалого и перехвативших товар, сначала Костроме, а уж потом, с месячным опозданием,– Горшкову. А за этот месяц Кострома уже успел провернуть акцию, облажаться и сыграть в ящик вместе с самим Мусой Бакинским. Короче, нету больше ни Костромы, ни Мусы, но Горшкова уверяют, что пропавший товар им не вернули. Значит, он где-то спрятан. А это – деньги. А деньги Горшкову сейчас, когда до выборов всего ничего, нужны, как никогда. Проскочить в Думу – это такие возможности! Каждый вложенный миллион окупится сторицей. И таким грандиозным планам мешают какие-то мелкие людишки! Мелкие, но крайне опасные. Человек, который стоял сейчас перед Горшковым, совершил почти невозможное: вычислил одного из уцелевших убийц Чалого. Очень возможно, что этот недобиток знает, где пропавшая партия товара. Проблема в том, что о самой партии знают слишком многие. И слишком многие полагают себя ее законными наследниками. Нет, не для того господин Горшков так усердно карабкался наверх, чтобы его убили какие-то бандиты. В этом разница между ним, Горшковым, и теми, кто должен его охранять. Теми, кому он платит, чтобы они рисковали вместо хозяина.

– Готовься,– сказал Горшков стоящему перед ним человеку.– Будешь командовать моей безопасностью.

Он не спрашивал согласия. Оно подразумевалось.

– Мухина я увольняю,– сказал Горшков.– С первого числа. Так что принимай дела.

От Мухина пришлось откупиться. Просто так начальника службы безопасности не уволишь. Слишком много знает, слишком большие связи. Даже этот, стоящий перед Горшковым, законтрактирован Мухиным. И этот – лучше. Он ловит – Мухин упускает. Любую ошибку можно простить. И исправить. Но неумение организовать личную безопасность господина Горшкова не прощается.

– Разработку по «Наследству» продолжать? – спросил человек.

– Нет,– отрезал Горшков.

Слишком рискованно. Слишком они прыткие. Недавнее похищение, пусть и окончившееся благополучно, многому научило господина Горшкова. Даже за несколько миллионов не стоит рисковать собственной жизнью. Но к этому делу можно вернуться.

– Еще один момент,– сказал кандидат в начальники службы безопасности.– Я выяснил: человек, которого заказал ваш информатор там,– жест наверх,– тот, которого люди Мухина дважды пытались устранить, и фигурант по «Наследству» – одно и то же лицо.

– Вот как…– Горшков нахмурился.

Ну конечно! Еще один ляп Мухина!

– Все равно,– буркнул он.– Пусть мент сам заботится о своих проблемах. Я не Мухин. Я ему ничего не должен. И ты тоже. У тебя все?

Кивок.

– Тогда свободен. Иди. Принимай дела.

Кандидат в начальники службы безопасности покинул кабинет. Он знал: его шеф совершает непростительную ошибку. Оставить в живых такого врага, все равно что играть в русскую рулетку. Но ошибки начальника следует исправлять подчиненным.

После обеда Петренко с Васильевым поехали на Охту. На проспекте Металлистов для Валерия была снята квартира. По дороге купили всякую мелочь, необходимую для жизни. Ездить за вещами к Васильеву домой было рискованно.

Затем с Металлистов проехались на Петроградскую сторону. Там пересели с «лексуса» в «Волгу». Васильев, до этого не задававший никаких вопросов, не выдержал:

– Ты что задумал?

– Да ничего,– ухмыльнулся здоровяк-хохол.– Надоело у тебя шофером работать. Сейчас на стадион поедем, будешь учиться баранку крутить.

– А на той машине нельзя? – ехидно поинтересовался Валерий.

– Нельзя! – отрезал Петренко.– Там скорости неправильно переключаются.

В город возвращались, когда уже начало темнеть.

– Совсем забыл! – сказал Петренко.– Мне Катя звонила.

– Какая Катя? – удивился Васильев.

– Силычева секретутка. Я думал: ее грохнули, а нет. Оставили дышать. Говорит, по официальной версии, Силыч застрелился, а она свидетелем проходит. В общем, потолковали с ней, объяснили, что почем, она и согласилась.

– Это не удивительно,– проворчал Валерий.– Удивительно, что она тебе позвонила.

– Ну! Это еще не все. Мы с тобой думали: Силыча бойцы Костромы убили, так?

– А на самом деле? – насторожился Васильев.

– А на самом деле братки опоздали. Силыча застрелил мужчина, пришедший раньше. Кто он, Катя не знает, но к Силычу этот человек наведывался неоднократно, и тот, похоже, ему доверял.

– Не удивлюсь, если это наш приятель Николай Николаевич,– процедил Валерий.

– А ты его спроси! – предложил Петренко, ухмыльнувшись.

– Спрошу! – жестко произнес Васильев.– Обязательно спрошу!

Такая возможность представилась Валерию через два дня.

Звонок застал Васильева в гостях. В гости его привел Егорыч. Узнав, что хозяин – филолог, Валерий удивился. Но еще больше он удивился, когда выяснилось, что приятель Егорыча не просто филолог, а профессор и почетный член Французской академии. Тогда Васильев предположил, что перед ним – один из давних Егорычевых учеников, но оказалось, что профессор далек от боевых искусств. Зато прекрасно разбирается в китайской литературе и традициях. Далее кратким напряжением мысли Валерий установил, что сэнсэй привел сюда ученика, дабы ученик повысил свой общеобразовательный уровень и приобщился к тонкостям восточной философии. Как понял Валерий, профессор мог говорить о своей работе всегда, везде и с кем угодно. Причем, что немаловажно, не заваливал собеседника неперевариваемой информацией, а профессионально подстраивался под его уровень. Профессор все-таки.

– Рост силы должен соответствовать росту мудрости,– сказал сэнсэй Васильеву, когда они на пару минут остались вдвоем.– С силой у тебя все в порядке, а с мудростью у тебя пока трудно. С мудростью,– уточнил он,– а не с умом.

С Егорычем китаист водил дружбу давно, поэтому Кремень мог без колебаний прийти в гости хоть с дюжиной учеников.

Васильев послушно вникал. И под действием неторопливой беседы и теплого зеленого чая нервы расслаблялись, как мышцы в парилке.