Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Рэйчел. Ты слышишь меня? Опусти веки два раза, если слышишь.
Ничего не произошло – лицо Рэйчел оставалось неподвижным. Тэдди уткнулся головой в живот Гурьеву и затрясся в беззвучном плаче.
— Тэдди, — сказал Гурьев. — Тэдди.
Мальчик замер.
— Тэдди, — ещё раз повторил Гурьев. — Ты ведь доверяешь мне, правда?
Мальчик кивнул несколько раз, не в силах произнести ни слова.
— Ну, вот. Тогда я справлюсь. Подожди меня в коридоре, ладно? Что бы ни случилось – ничего не бойся. Слышишь?
Мальчик снова кивнул и, с трудом отцепившись от Гурьева, шагнул к двери. Закрыв её за мальчиком, он повернулся к Рэйчел.
Сорвав с себя галстук и расстегнув рубашку, Гурьев снял со своей шеи амулет Пелагеи и склонился над Рэйчел. Если бы его спросили сейчас, что и зачем он делает, Гурьев вряд ли сумел бы дать вразумительный ответ. Он просто совершенно точно знал, что следует делать. Почему – не знал. Камень опять был горячим, почти обжигая его ладонь. Господи, что же это такое?!
Откинув одеяло, он положил амулет на грудь Рэйчел в области солнечного сплетения и накрыл камень ладонью. Полюшка, взмолился он. Господи. Она должна остаться здесь, со мной. Обязана. Никто не смеет отнять её у меня. Рэйчел. Девочка моя, проснись. Пожалуйста.
Гурьев открыл глаза – и встретился взглядом с Рэйчел. Жива, подумал он. Жива. Всё остальное – неважно.
— Рэйчел, — Гурьев выпрямился. — Рэйчел. Ты слышишь меня?
— Это конец, — тихо проговорила Рэйчел, снова устремляя взгляд в потолок. — Всё кончено, Джейк. Я ничего не чувствую. Совсем ничего.
Смерть есть, подумал Гурьев. Конечно, смерть есть. Я знаю. Я это знаю, моя девочка. Но сегодня – не её день.
— Слушай меня внимательно, Рэйчел, — он снова наклонился так, чтобы она видела его. — Слушай меня внимательно, девочка моя. У тебя есть один шанс из тысячи. Если ты разрешишь мне, я рискну.
— Что?!
— Я не стану тебе объяснять сейчас. Это неважно, и у нас нет ни одной лишней минуты. Если ты разрешишь мне рискнуть, и у нас получится, — через два месяца ты будешь скакать, как серна. Если нет, — ты умрёшь, Рэйчел. Сразу. Мгновенно.
— А ещё?
— Если мы не рискнём, ты умрёшь через год. Или раньше. Всё это время ты не сможешь двигаться. Даже пальцем на руке не сможешь пошевелить.
— Почему, Джейк?
— Что?
— Почему ты здесь?
— Потому что я люблю тебя, Рэйчел.
— Если получится… Я услышу это снова?
— Да. Услышишь, Рэйчел.
— Можешь теперь убить меня, Джейк, — Гурьев увидел, как дрогнули её губы в улыбке. — Я люблю тебя, Джейк.
Рэйчел показалось, что её бросили в колодец. Только этот колодец тянулся почему-то не вниз, а вверх. Там было очень темно. Наверное, не получилось, подумала она. И открыла глаза. Белый потолок. Солнце.
— Джейк… — она хотела закричать, но вместо крика вышел едва слышный шёпот.
— Я здесь, Рэйчел, — он тяжело дышал, и на лбу его вздулись толстые синие вены и выступили капельки пота. Она никогда не видела его таким. — Я здесь. Я с тобой.
— Я…
— Попробуй пошевелить пальцами на руке. Пожалуйста, Рэйчел.
Она подчинилась. И почувствовала сразу себя всю – и руки, и ноги, — всё тело. Всю себя. Себя! И чуть не закричала от радости. Это было такое острое счастье – снова чувствовать себя всю, что слёзы брызнули у неё из глаз.
— Ну, вот, — он вздохнул. — Получилось. Видишь, моя девочка, как у нас с тобой всё получается.
— Ты обещал.
— Обещал. Я люблю тебя, Рэйчел, — Гурьев опустился перед кроватью на колени и сказал по-русски: – Мне осточертел английский, Рэйчел. Я люблю тебя.
— Здесь и сейчас, Джейк. Да? Я это запомнила.
— Нет, Рэйчел. Нет, моя девочка. Раз и навсегда. Прости меня, Рэйчел.
Она немного повернула голову и посмотрела на него. И вдруг – подняла руку. А он перехватил её в воздухе и прижался губами к ладони. Вот, подумал он. Наконец-то. Я так давно хотел сделать это.
Отослав мальчика под надзором Осоргина домой на Мотли-авеню и велев моряку быть при оружии и готовым ко всяким неожиданностям, Гурьев позвал доктора Хадсона. Убедившись, что к врачу вернулась способность соображать и отвечать хотя бы междометиями, он начал отдавать распоряжения:
— Освободите оба смежных помещения и вынесите оттуда всю лишнюю мебель, кроме кушеток. В комнату слева принесите телефон с прямым выходом в городскую сеть и телефон для внутренней связи с персоналом госпиталя. Все ключи, включая дубликаты, отдать мне. Персоналу запретить вход без предварительного уведомления по телефону.
— Но в вестибюле у дежу…
— Молчать. Слушать. Выполнять, — от этого рычания на грани инфразвука у доктора Хадсона в буквальном смысле слова затряслись поджилки. До этого момента истинный смысл выражения – «затряслись поджилки» – был врачу неизвестен, несмотря на богатый клинический и житейский опыт. Доктор Хадсон поспешно закивал и поклялся про себя, что впредь будет крайне осторожен с привычными метафорами.
— Да, сэр. Не беспокойтесь, всё будет… как вы прикажете.
— Чудесно. В следующий раз, прежде чем давать мне советы, сосчитайте про себя хотя бы до трёх, договорились? — почти ласково проворчал Гурьев. — Скажите-ка, в госпитале есть охрана?
— Охрана, сэр?! Простите, я не совсем вас понимаю…
— Ясно. Кто-нибудь ведёт учёт посетителей?
— К-кажется, да… Я не могу ручаться, но…
В самом деле, подумал Гурьев, есть вещи, в которых японцы обогнали своих антиподов-британцев лет на триста. Такой бедлам в Японии просто невозможен. Ладно, реорганизацию и перестройку придётся отложить до лучших времён.
— Что?
— Что-нибудь… ещё не в порядке?
— Это вас, к счастью, совершенно не касается. Надеюсь, и не коснётся.
— Мне кажется, вам… тоже нужно отдохнуть.
— Больше вам ничего не кажется? — вкрадчиво осведомился Гурьев, с мстительным удовольствием наблюдая, как врач скукоживается под его взглядом. Он был готов размолотить этот госпиталь в щебёнку – вместе с персоналом и ни в чём не повинным оборудованием. Поймав себя на этом странном желании, кажется, ровным счётом ничем не обоснованном, Гурьев удивился и почти взял себя в руки, решив проанализировать своё настроение попозже. Похоже, мне и вправду требуется отдых, подумал он с неудовольствием. — Извините, доктор. Вероятно, вы правы.
— Хотите, принесу вам бренди? Или виски? Мне самому необходимо выпить, — робкая улыбка нерешительно прорезалась на лице врача. — Я до сих пор просто не могу поверить…