— Брось, Игорь. Это же глупо! Здешние секреты протухли тридцать лет назад. И во-обще… Почему ты спохватился только сейчас?

— Мне нужно было. Остаться наедине. С ним. — Годов с невыразимым презрением показал пальцем на Декстера. — Я желал этого. Много лет. А теперь. Отойди, Марк.

Он ухватил Фишера за шкирку и на весу, как котёнка оттащил к стене. А потом вновь шагнул к Декстеру.

— Смерть тебе. К лицу. Элвис, — проговорил Годов. — Постройнел. А ведь какой был. Жирный. Страшное дело.

— Какой ещё Элвис? — крикнул Марк. — Его зовут Декстер! Декстер! И он понимает только по-английски.

Декс расхохотался.

— Твой друг прав, — с сильным акцентом, но всё-таки по-русски сказал он. — Я Элвис. Я Король. И я вернулся. Elvis is alive! King is alive!

Фишеру будто содрали с глаз повязку. Он с удивительной ясностью понял, что лицо Декстера не повторяет черты Короля рок-н-ролла, а действительно несёт их! Только более острые и сухие. Не осталось ни румяных щёк и пунцовых губ молодого Пресли, ни жирных складок стареющего. Из него точно выжали всю влагу, оставив лишь костяк, вяленое мясо с крепкими жилами да задубевшую на техасском ветру кожу.

— Зачем? Но зачем? — пробормотал Марк.

— Разве ты можешь понять? — сказал Декстер-Элвис. — Ты дурак и предатель. Когда-то ты предал Рашу, сейчас предаёшь Америку. А я всегда создавал ей славу. Раньше музыкой. Потом винтовкой. Сейчас — револьвером и мечом. Да хоть атомной бомбой, если потребуется. То, что угрожает моей стране, должно быть уничтожено. Прочь с дороги, русский ублюдок. Король идёт.

— Сам прочь, — проскрежетал Годов. — Ты опоздал. На сорок лет. Это ты предатель. Предал рок-н-ролл. Не когда сдох. Когда воскрес. С тобой из ада. Восстала попса. Она и сейчас. У тебя за плечом. Кривляется. А я вернулся. Чтобы раздавить её. Уходи, Элвис. Или сгинешь.

— Идиот, — презрительно бросил Декс-Элвис. — Какой рок? Какая попса? Что ты несёшь? Да я вообще не умирал, просто сменил сферу деятельности. А у тебя, похоже, мозги сгнили, приятель. Так возвращайся в могилу!

Он прыгнул. Меч обрушился на неповоротливого Годова со скоростью лопнувшего стального троса. Гибель русского рокера была неотвратима, но тот почему-то оказался в стороне от промелькнувшего лезвия. Декс-Элвис мгновенно перегруппировался и рубанул горизонтально. И вновь не попал. Статичный как манекен Годов каким-то чудом успевал переместиться в другую точку пространства, где вновь замирал в полной неподвижности. Американец остановился, опустил острие меча к полу, наклонил голову к плечу и вдруг дёрнул бёдрами. Марк против воли застонал. Последние сомнения отпали. Знаменитое движение Пресли было невозможно спутать ни с чем.

Элвис взметнул лицо кверху и, пританцовывая всё быстрей и быстрей, двинулся во-круг Годова. Марку въяве послышался звон гитары. Это был «Hound Dog». Ритм ускорялся, звук нарастал, музыка гремела отовсюду. Король рок-н-ролла пришёл в настоящее неистовство. Тело его двигалось в бешеном ритме и вдруг словно взорвалось. «Осколки» — сверкающее лезвие меча — заполнили всё пространство внутри круга, который он описывал в танце. В этой мясорубке не могло остаться ничего живого.

Но Годов не был живым. Из центра круга навстречу Элвису грянул другой взрыв, грозный и мрачный. Он состоял из секущих воздух тонких нитей — длинных пегих с сединой волос и гитарных струн. В чистые аккорды «Hound Dog» вклинились другие, исполняемые грубо и «грязно».

— Всё идёт по рельсам! — рявкнул Годов. — Всё идёт по рельсам!

Напуганный и ошарашенный Марк боялся смотреть в сторону бывших мертвецов-рокеров. Трудно было хоть что-то разобрать в мешанине всё более удлиняющихся, хлещущих и извивающихся волос и струн. Это было похоже на схватку двух глубоководных чудовищ среди непролазно-густых водорослей. Противники перемещались с неуловимой для глаза скоростью. Зарницей вспыхивал меч Элвиса, что-то лязгало и страшно шипело. И вдруг, когда Фишеру стало казаться, что кошмар продлится вечно, наступила тишина. «Водоросли» опали, образовав неопрятную кучу наподобие огромного парика у ног всё ещё пританцовывающего невредимого Элвиса. Из волосяной кучи торчала скрюченная коричневая рука; пальцы слабо шевелились. Затем волосы начали истончаться и таять как дым. Когда они исчезли, на полу, тошнотворно подёргиваясь, лежал Годов. Ни волосинки не было на его голове и лице.

— А при коммунизме всё будет зашибись, — просипел он. — Там, наверное, ваще не надо будет умирать. Ваще, зараза, не надо будет умирать. Ваще…

Он застыл.

— King is alive! — громко провозгласил победитель, перешагнул сокрушённого противника и пошёл вперёд, вытирая лезвие меча о рукав.

А Марк закрыл лицо руками и разрыдался.

Мы шли и шли по заваленному производственным мусором коридору, а он никак не кончался. Даже при ничтожном наклоне, который он имел, мы уже должны были спуститься метров на сто. Я ума не мог приложить, для чего нужен такой длинный тоннель. Чтобы пешедралом путешествовать к ядру Земли? Это было чертовски странно.

— В поле бес нас водит видно, да кружит по сторонам, — сказал я. — Ну-ка, напарник, где твой собачий нюх? Мы, часом, не по одному месту топаем?

Жерар остановился, сел столбиком, повернул ко мне морду и по-старушечьи подпер щеку лапкой.

— Что ты так смотришь, кобелино? — подозрительно спросил я.

— Ищу признаки былого интеллекта. Которым всегда отличался Павел Дезире. И, представь, не нахожу.

— Не понял!

— О чём и речь… — взгрустнул он.

— А в глаз? — грозно спросил я.

— Не надо в глаз, — сказал дядя Миша. — Тем более, он прав. Ты страшно ненаблюдателен, Пашка. Если бы обращал внимание на факты, то не задавал бы дурацких вопросов.

— Мы действительно ходим по кругу, чувачок, — тявкнул Жерар. — Конкретно на этом месте — уже четвёртый раз. Только моего умысла здесь нет.

— Так какого хрена?.. — ошарашено пробормотал я. — Зачем мы это делаем?

— Ну а что ты предлагаешь? Лечь на пол и покорно ждать, когда явится милый шеф и вызволит из сооружённой им же ловушки?

— А теперь уже ты несёшь бред, — сказал я и начал расстёгиваться. — Среди нас, между прочим, имеется комбинатор. Которому вообще по барабану коридоры. Потому что он ходит сквозь стены.

— За этими стенами — километры почвы. Мы под землёй, чувачок!

— Во-первых, почвой называют только самый верхний, плодородный слой земли. А во-вторых, давай не будем гадать, что там может быть в теории. Сейчас я на практике проверю.

— Жизнью рискуешь, серьёзно тебе говорю! А вдруг там вода?

— Да чего ты раскудахтался? Пусть проверит, — поддержал меня Конёк-Горбунок. — Сегодня мы такого навидались, что уже не важно, опасностью больше или меньше.