— А это — на следующий день:

«Ничего, ничего, ничего, ничего, ничего. Сделано. Кончено. Я так и знал. По крайней мере, я не проболтался МФ. Как это мучительно жестоко — быть написанным лишь для того, чтобы остаться ненаписанным».

Вот и все, это — последняя запись. Я не виделся с Крили в последние дни. Когда я позвонил ему, оператор сказал, что с аппарата снята трубка, и я решил, что Крили работает. Я знал, что он чувствует себя несчастным уже долгое время, и был рад тому, что Крили сел наконец за работу. Но прежде никогда не было такого, чтобы за целых три дня мы даже не поговорили друг с другом. Поэтому на следующий вечер, навестив последнего пациента, я поехал к Крили домой. — Фойл сделал паузу. — Это был пасмурный, гнетущий день. Морозный. Зима тогда стояла суровая. За целый месяц мы не видели ни одного солнечного лучика. Я добрался до дома Крили. Он жил на втором этаже двухквартирного дома; у Крили был отдельный вход. Выйдя из машины, я перелез через сугроб и поднял голову взглянуть на его окна. Во всех комнатах горел свет. Я поднялся по ступенькам и позвонил в звонок. Соседей Крили с первого этажа — домохозяев — не было дома. Я слышал лай их собаки: они держали колли по кличке Леди, а колли очень звонко лают. Безрадостные, знаете ли, звуки — лай собаки в пустом доме. Крили не отвечал. Я подумал, что он включил погромче радио, чтобы заглушить лай: Крили частенько так делал днем. А то и включал музыку, когда работал, — это не мешало ему. Единственной проблемой было то, что за музыкой он не всегда мог расслышать звонок в дверь. Я позвонил еще несколько раз. Так и не услышав шагов на лестнице, я достал свой ключ и вошел в дом, как делал это сотни раз прежде. Оказавшись внутри, я сразу услышал включенное на полную громкость радио — играли вариации на тему песни Бенни Гудмана «Давай потанцуем». Я пошел вверх по лестнице, выкрикивая имя Крили. Леди буквально захлебывалась лаем. Не добравшись до второго этажа, я уже почувствовал странный запах. Я должен был сразу узнать этот запах. Открыв дверь, я не обнаружил Крили в гостиной. Продолжая звать его, я выключил радио. Чертова колли зашлась лаем еще громче. Я постучал в дверь ванной и заглянул в кухню. Потом в спальню. Крили лежал на кровати. Кровь была всюду. Всюду. Он воспользовался ружьем, которое подарил ему отец на шестнадцатилетие, когда еще оставалась надежда, что Крили увлечется все-таки нормальными мужскими занятиями. Я был в шоке. Меня словно выключили. Казалось, что я простоял там очень долго, но на самом деле прошло не более двух минут. Потом я позвонил в полицию, дождался их приезда. Вот и все. Сколько я ни пытался — а я пытался и пытаюсь до сих пор, — я так и не понял, почему он это сделал.

— А я понимаю, почему он это сделал. — Харвич свернул на Оук-стрит и несколько раз покрутил плечами, словно желая стряхнуть тяжесть последних тридцати минут. Подавшись вперед, он посмотрел на себя в зеркале заднего вида и взъерошил плотную седую прядь вьющихся волос на виске. — Марк хороший парень, но он не желает видеть правды.

Нора указала на подъездную дорожку, ведущую к одному из соседних домов на противоположной стороне.

— Сверни-ка туда.

— Что? — Харвич удивленно посмотрел на нее.

— Хочу посмотреть, как они уедут.

— Ты хочешь... а, понял. — Проехав немного вперед, Дэн дал задний ход и въехал на узкую дорожку меж двух каменных стен. — Вот видишь, ты думаешь, я ничего в этом не понимаю, а я понимаю все.

— Ну и молодец, — сказала Нора.

— Ты хочешь убедиться, что они спокойно уехали.

— Рада, что ты не против.

— Я не сказал, что я не против. Просто я очень сговорчивый человек.

— Тогда скажи мне, почему Крили Монк покончил с собой.

— Это же очевидно. Парень добрался до конца своей веревки. Прежде всего, он был простым малым из рабочей семьи, который изображал принадлежность к высшему обществу. С той самой секунды, как он попал в престижную школу, вся жизнь его была сплошным притворством.

Кроме того, он не вынес бремени своего первоначального успеха Предполагалось, что пребывание в «Береге» должно было поднять его на качественно новый уровень, но никто не захотел издавать его следующую книгу. Единственный проблеск удачи и малейшая вспышка интереса к нему приводят его в восторг и обнадеживают, а когда интерес угас и дело не выгорело — он чувствует, что опустошен и уничтожен. И тогда он достает из шкафа ружье и решает покончить со всем разом. Очень просто.

Искусные, холодные, скоропалительные выводы Дэна напоминали Норе методичное вскрытие трупа, и это почему-то раздражало. Харвич сумел свести рассказ Фойла к незатейливой схеме.

— В любом случае, ты там была на высоте, — похвалил Харвич Нору. — Вот только маленькое недоразумение с этим редактором, оказавшимся членом Коминтерна Ты поняла это? "Мы встречались с ним несколько раз". Очень скоро Марк узнает, что твоя книга — дымовая завеса, и тогда у него появится ко мне масса вопросов.

— Ничего страшного. Я сказала, что на книгу заключен контракт, а выяснится, что никакого контракта нет. Значит, я села писать ее до переговоров с издательством.

— Тем не менее я в непростом положении. А вот и они — целые и невредимые. — Харвич кивнул в сторону длинной серой машины, выезжавшей на Оук-стрит. — И, как обычно, плевать им на весь белый свет.

— Ты не любишь их, да?

— А за что их любить?! — взорвался Дэн. — Эти двое живут в мире, где обо всем заботятся за них другие. Они такие чопорные, такие ухоженные и изысканные, такие довольные собой, едут прохлаждаться на мыс Код в новом «ягуаре», в то время как их пациенты лезут на стену.

— Разве они не на пенсии?

— Марк-то на пенсии, если не считать особо важных дел — всяких там медицинских советов и национальных комитетов. А Эндрю, насколько мне известно, работает в шести местах. Там он глава психиатрического отделения, здесь — профессор психиатрии, начальник еще чего-то где-то. К тому же у него огромная частная практика, его пациенты в основном знаменитые художники и писатели. И еще книги. «Мир пациента в пограничном состоянии». «Опыты психоанализа». «Уильям Джеймс, религиозный опыт и Фрейд». Остальные я не помню. — Харвич выехал на дорогу, довольный изумлением Норы.

— А я подумала... — Нора решила не говорить, что именно она подумала. — Но как же он может отлучаться на месяц? О, я забыла, сейчас ведь август, а в августе все боссы едут на мыс Код.

— Это так, но Эндрю обычно проводит свой свободный месяц, руководя клиникой в Фалмуте. И пишет книги. Он парень занятой. — Дэн искоса оценивающе посмотрел на Нору. — Послушай, а почему бы тебе не устроить отпуск? Не стоит колесить по этим местам, пока твой маньяк в бегах. К тому же я не вижу смысла искать этого Тайди.

— Как ты думаешь, что случилось с Кэтрин Маннхейм?

— Здесь тоже просто. Все думали, что она или сбежала, или умерла в лесу. А на самом деле правда и то и другое. Кэтрин ночью тащит свой чемодан через темный лес, ей тяжело, жутко кричит сова... Пара тупоголовых делает вид, что прочесывает лес, и — сюрприз, сюрприз! — они ее не находят. Я никогда не бывал в самом «Береге», но видел это место: даже в наше время это по крайней мере две квадратные мили дикой лесистой местности. Ее не нашла бы там и целая армия.