— Это не христианский святой. Это Зуль Карнайн. — Он закрыл глаза. — Теперь мир станет иным!

Альрик проснулся с воспоминаниями об аромате груди Кахины, которая пахла жасмином, розами и жимолостью. В его левое ухо тепло дышала королева, а в правое задувал холодный утренний ветер, под порывами которого поскрипывали строительные леса Фароса.

— Скоро тут появятся работники, — проговорил он, заметив, что Кахина тоже уже не спит. — Мы должны исчезнуть отсюда до их прихода.

Она встала, чтобы одеться. Ее нагота была поистине наготой королевы. Сейчас, глядя на нее, Альрик успел не раз пожалеть, что Кахина прятала свое изящество под плотной материей одежды.

Сверху до них донесся запах потухшего костра. Поднявшись, Альрик с растрепанными волосами поправил свою одежду. Затем долго, даже более обстоятельно, чем было нужно, возился со шнурками. Кахина провела пальцами по его губам.

— А море, оказывается, вовсе не такое ужасное, как все утверждают, — улыбалась она.

— А пустыня намного бесконечнее, чем я мог себе представить. — Альрик взял ее за руку.

Будучи увлечены друг другом, они не сразу обратили внимание на крики снизу — пока не послышались приказы и вопли вперемежку со стонами и стенаниями.

— Неужели на ремонт такого сооружения они отправляют рабов? — недоумевал Альрик. Он взглянул вниз через край площадки. Далеко внизу что-то двигалось в свете начинающегося дня, но детально разглядеть ничего не удалось.

— Это было бы странно. — Кахина тоже пыталась рассмотреть, что происходит внизу. — Наместник никогда бы не доверил Фарос невольникам.

И снова послышались крики, уже ближе. Строительные леса зашатались.

— Они взбираются наверх по наружным лесам, — понял Альрик.

Спускаться было уже поздно, и Кахина потянула Альрика за угол, как и ночью. Они стали следить за лестницей, на которой вот-вот должны были появиться рабочие. Но лицо, которое в конце концов появилось на ней, было лицом амазига. Это была Хенну, та самая молодая женщина, чью свадьбу Альрик и его люди праздновали в пещере. Однако там, где раньше ее лицо украшали орнаменты из кожи геккона, оно было обезображено брызгами крови. Взойдя на площадку, женщина тут же прижалась к стене башни — как можно дальше от бездны.

Альрик почувствовал, как рука Кахины впилась в его руку. Следом за Хенну появилось еще одно знакомое лицо, искаженное болью, и это тоже было лицо одного из жителей пещеры. Все больше и больше амазигов поднималось по лестнице — когда последний из них вышел на площадку, оказалось, что на лесах стоят, плотно прижавшись друг к другу, десять человек. Их просторную одежду трепал ветер.

Кахина стала осторожно пробираться вдоль стены, намереваясь предстать перед своим народом, но Альрик удержал ее. В следующий момент на площадку поднялся один из арабов. У него в руках была сабля, которая доставляла ему значительное неудобство при восхождении. Еще один араб следовал за ним, он тоже был вооружен. А затем поднялся великан. Альрик, спрятавшийся за углом, стал наблюдать за ним. Эти выцветшие глаза, очертания огромной фигуры — без сомнения, это был тот, кого Альрик видел при разрушении церкви Святого Марка, и, видимо, тот же, кто соревновался с Ингваром в погоне за фальшивой ракой.

— Вы последние из своего племени, — произнес он по-гречески, упиваясь победой над беззащитным народом пустыни. — Все остальные мертвы.

Хорошо, что Альрик успел прижать свою руку ко рту Кахины и подавить ее крик! Великан подошел к старому жителю пустыни, схватил его за шиворот и потянул к себе.

— Когда-то я совершил ту же самую ошибку, что и вы, — крикнул он против ветра. — Я верил фальшивому богу. Только единственный, истинный бог, Аллах, вывел меня на правильный путь. И я выкладываю этот путь трупами неверных.

Он подвел амазига к краю лесов. Дувший снизу ветер выжимал слезы из глаз пленника.

— Ты хочешь отказаться от фальшивых идолов христиан и обратиться к истинному богу? — заорал ему в ухо Якуб.

У амазига, казалось, отказали ноги. Он упал на колени, но тут же был подхвачен мускулистой рукой Якуба.

— Думай быстрее! — потребовал обращенец и, не дождавшись ответа, столкнул старика в пропасть.

Альрик прижал Кахину к себе. Что же случилось с амазигами в пустыне, пока он вместе с их королевой блуждал в катакомбах под городом?

— Не бойся, мы задержим их, — пообещал Альрик.

— Но как? У меня с собой только кинжал. — Глаза Кахины были полны боли. — А у тебя — только твои руки.

— Если кинжал держит верная рука, — ответил Альрик, — то один этот кинжал сильнее тысячи вооруженных воинов.

Бонус благоговейно протянул руку к мертвому телу в ящике, однако теперь уже Абдулла грубо оттолкнул его в сторону.

— Он принадлежит мне! — процедил наместник сквозь зубы. — Если ты дотронешься до него, то пожалеешь, что не издох в пустыне.

Бонус размахнулся, чтобы в ответ оттолкнуть Абдуллу, и замешкался: люди араба были настроены против него точно так же, как и команда «Висундура». Все-таки трибуну нужно было, чтобы Абдулла находился на его стороне.

— Почему? — с трудом произнес он и опустил руку. — Почему мусульманин так ценит мученика христиан?

— А ты думаешь, чьи останки находятся здесь, перед тобой? — Абдулла не мог оторвать глаз от мертвеца.

— Конечно же, святого Марка! Специально за ним я и отправился в эту адскую часть света.

— Святой Марк! — захохотал Абдулла. — Тебе бы обратиться к своему Марку, чтобы он подарил тебе хоть немного ума. Нет! — сказал Абдулла. — Перед тобой лежит тот, кто намного величественнее. Александр Македонский.

Бонус попробовал улыбнуться, чтобы проверить, не шутит ли Абдулла. Однако лицо араба оставалось серьезным.

— Александр? — переспросил Бонус, делая ударение на каждом слоге. — Македонский?

Абдулла больше не обращал внимания на Бонуса. Склонившись над санями, он, казалось, ощупывал взглядом каждый дюйм кожи мертвеца.

— Звезда на одежде, отломанный нос, тонкие черты повелителя, рогатый шлем. Нет никаких сомнений, — отрезал наместник. — Уже пять столетий люди ищут его. А я всегда знал, что он мог быть спрятан только здесь, в этом городе.

— Если это действительно он, то как же он попал на этот корабль?

— Мне все равно как. Я внимательно изучил жизнь этого человека — так же, как и его смерть. Он был одним из тех немногих, которые рождаются раз в тысячу лет. До сих пор никто не мог сказать, где в последний раз его труп был уложен на носилки. Некоторые думали, что он потерян навсегда. Но я все равно надеялся, даже молился, чтобы Александр Великий покоился в моем городе. И теперь мои молитвы услышаны!

Встретив недоверчивый взгляд трибуна, Абдулла снисходительно положил ему на плечо свою легкую, как перо, руку.