В основе учения скопцов, считал автор, лежат неправильно понятые слова Христа: «Суть скопцы, иже из чрева материя родишася тако; и суть скопцы, иже скопишася от человек; и суть скопцы, иже исказиша сами себе, царствия ради небесного».

Первые скопцы в России, по этому разысканию, «были два Митрополита Киевские: Иоанн и Ефрем, оба родом из Греции, следовавшие один за другим в конце XII века. Первый из них, вывезенный из Греции Княжною Анною Всеволодовною в 1089 году, был принят киевлянами за „мертвеца“ (навье, так сказано в Летописи); стало быть, возбудил к себе отвращение и ужас, что дает повод заключать о необыкновенности скопцов до того времени в России. Впрочем, ни тогда, ни после, нет никаких признаков в истории о существовании у нас скопчества в виде секты». Иными словами, с XII века и по начало XVIII зафиксированных — документально случаев скопчества не было. Древняя церковь имела единый для всех православных закон. Но как только в самой церкви случились разногласия, тут-то и оказалось, что появилось радикальное учение «последних дней». Появились и люди, которые во славу бога стали себя увечить. «Первый слух о них в этом виде относится к началу прошлого (XVIII) века. В Ростовской епархии, в Углицком уезде, в 1715 году захвачены были какие-то еретики, коих учение походило на скопческое. Затем, в 1717 году, пойман там же отставной московский стрелец Прокопий Лупгин, со товарищами, 20 человеками обоего пола, коих он был учителем. По исследованию открылось, что в тайных сонмищах своих Лупгин называл себя Христом, а некоторых последователей своих апостолами, причащал их ломтиками хлеба, проповедовал наступление царства Антихристова и последнего времени мира; молитвы у них сопровождались пляской, на которую подымало их, как они говорили, Духом Святым, а некоторым Дух же Святой сообщал дар пророчества. К этой секте, кроме угличан, принадлежали многие и из жителей других уездов, но, как видно, их при следствии не открыли. В таком же духе было открытое в царствование Анны, в 1733 году, в Москве скопище, по доносу какого-то разбойника Караулова». Естественно, донос тут же проверили и арестовали 78 человек обоего пола, «которые, собираясь тайно, пели собственного сочинения молитвы, плясали попарно, взяв наперед благословение у председателя общества или учителя, бичевали себя, пророчествовали, хулили брак законный, запрещали последователям своим жениться, а женатым приказывали разводиться; причащались также ломтиками калача, ругаясь над истинными Св. Тайнами; крещением называли приобщение к их обществу и участие в их богомолении, утверждая, что сим именно способом и все древние угодники заслужили спасение и святость; но для сокрытия своей ереси, не запрещали исполнять наружно обряды и таинства православной церкви; всякого вновь приемлемого обязывали клятвой соблюдать учение их в тайне; после молитв и пляски, обыкновенно все собрание тут же проводило ночь, оба пола вместе, предаваясь свободно всякого рода распутству, так что многие из участниц рожали даже детей, в том числе одна из главных наставниц ереси, старица Ивановского московского Девичьего монастыря, в котором происходили и самые эти собрания». Наказание не заставило себя ждать: нарушители спокойствия были схвачены и «частию казнены смертию, частию наказаны и сосланы». Но были ли эти еретики скопцами? Вот этого как раз доказать и не могли, то есть, грубо говоря, физических признаков скопчества найдено не было, так что арестованные могли быть хлыстами или духоборами. Наказывали их за общую догматическую платформу раскольников, потому как считалось, что скопчество — это, так сказать, финальная стадия хлыстовщины или христовщины, и вообще в документах той эпохи арестованных называют… квакерами. Автор считал, что открытая доносом ересь впоследствии, «вероятно из фанатизма, присоединила к догматам своим то изуверское самоизуродование, которое составляет отличительный наружный признак собственно ереси скопцов. Старица Настасья, старец Петровского монастыря Тихон и другие начальники квакерской секты объявили при следствии сами, что дурачили легковерных, выманивая у них под разными предлогами деньги. В числе стариц, сосланных по сему делу в Тобольский (Введенский, близ Успенского Долматова) Девичий монастырь, была расстриженная старица Ивановского Московского монастыря Акулина Иванова: имя важное в истории скопческой ереси». Тут нужно оговориться, почему в следственном деле появляется «денежный вопрос»: обвинение в простом мошенничестве требовало меньшего наказания, чем ответ за ересь. Наши «квакеры» были еще не готовы принять мученический венец полностью. Собственно скопчество выросло как раз из полного принятия мученичества и телесного очищения — предтечи духовной чистоты и святости. Слова Священного писания, поясняет наш текст, «были поняты скопцами буквально и приняты как необходимое условие спасения: условие, без коего человек, обуреваемый плотскими страстями, никогда не сподобится наград, обещанных праведникам. Увлеченные своим заблуждением, они оскопление называют искуплением, утверждая, что это одно и то же; называют его так же огненным крещением, почитая исключительным путем, чтобы приобщиться к истинной Христовой церкви и наследовать вечное спасение. Причина, почему оскопление называется у них огненным крещением, заключается отчасти в ложном применении слов Предтечи Иоанна, свидетельствовавшего, что крещение совершается Духом Святым и огнем, а отчасти и в том, что, по их словам, оно прежде было производимо посредством отжигания ядер раскаленным железом. В настоящее время, у наших скопцов, операция оскопления совершается просто: посредством отсечения удесных близнят, как называют они семенные ядра, долотом, ножом или другим острым орудием, после предварительной крепкой перевязки мошонки тонкой ниткой или веревочкой. Для этого бывает у скопцов обыкновенно особый мастер, или операция возлагается на первенствующего в круге учителя. Скопцы сами рассказывают, что операция оскопления не всегда оканчивается удачно: многие жертвы обмана или изуверства умирали на месте, исходя кровью; другие подвергаются продолжительным страданиям, воспалениям, умирая нередко от последствий его. Жегало и кой-какие мази и примочки составляют обыкновенное средство для остановления кровотечения, иногда весьма значительного; перевязки жил они, кажется, никогда не делают: так, например, по делу об открытых в 1822 году в Курской губернии скопцах, найдены у них даже на ляжках глубокие раны от неосторожного обожжения раскаленным железом, коим они старались остановить кровотечение. Есть много примеров, особенно между солдатами и матросами, что люди эти из чистого изуверства оскопляли себя сами и в бесчувственном положении приносимы были в госпитали и больницы: они делали это ножом, бритвой и даже топором, и притом иногда в воде, во время купанья. Впрочем, как многие на себе испытавшие раскаявшиеся скопцы утверждают, посредством отнятия ядер не вполне достигается цель умерщвления плоти; вожделение не вовсе уничтожается, и оскопленные, особенно в молодости, не лишаются способности совокупления: только это происходит без излияния и с долговременным напряжением до крайнего всеобщего изнеможения. По Курскому делу обнаружилось положительно, что однодворец Аннилогов, скопец, состоявший уже под судом и отданный на покаяние, жил в незаконной связи с однодворческою девкою. Посему для окончательного уничтожения способности к половому совокуплению скопцы совершают над собой вторичную операцию, состоящую в отъятии самого ствола, что и называется у них полным крещениемъ, или наложением на себя царской печати. Созонович говорит, что, бывши прежде того уже скопцом, он в Соловецком монастыре произвел над собой эту вторую операцию и подвергнул ей других из своих собратий, по принятому им там на себя званию учителя и по ревности к целомудрию, к полному сохранению которого до того они не чувствовали себя способными. Обычай этот ныне распространяется у скопцов, и в новейшее время операция была иногда совершаема прямо отсечением вдруг и ядер и ствола. Утверждают, что неполные, то есть не возложившие на себя царской печати скопцы, не лишаясь чрез оскопление плотских половых вожделений, но будучи не в состоянии оплодотворять, в недрах скопищ своих предаются с полной свободой всем крайностям распутства, попирая святость родственных уз и даже самые законы природы, избирая в последнем случае для себя в друзья и сожители молодых и благообразных юношей своей секты, с которыми они имеют тогда все общее: стол, ложе, дом и имущество». Об этом положительно свидетельствует один арестант Соловецкого монастыря, некто Кудинов, знавший все тайны скопчества в подробности: «они, говорит он, плотоугодию, сладострастию и мамону служат как своему идолу, говоря, что брачные гости не постятся, когда с ними жених; прежде имели они подружек женщин, как и сам их лже-Христ, но теперь каждый скопец соединен с другим скопцом же непотребным дружеством». Верить ли показаниям Кудинова? По поводу гомосексуальных отношений — вряд ли, поскольку не для уничтожения способности к воспроизведению себе подобных проводилась операция. А вот что касается общего ведения хозяйства, то это явный показатель братства, живущего одной большой семьей. Кроме собственно скопчества мужского существовало и оскопление женщин, но эта операция имела скорее психологический, нежели физиологический аспект. «Что, в пылу фанатического изуверства, ересеучители скопческие подвергают женщин различным изуродованиям, в том нет никакого сомнения; многократное освидетельствование так называемых скопчих доказало это положительно. В 1843 году, например, открыто в С. Петербурге, по поводу розысканий о моленной Царева, несколько скопчих, изуродованных более или менее; в 1844 году, оказалось тоже в Тамбовской губернии. Обыкновенно у женщин вырезываются, выжигаются или вытравляются сосцы у грудей, отрезываются вовсе груди, уродуются различным образом детородныя части вырезыванием малых губ, клитора или даже отрезанием части больших губ. В строгом смысле, изуродованных таким образом женщин, нельзя называть скопчихами, потому что операция тут вовсе не имеет того же значения, как у мужчин; но, по намерению, с коим она произведена, и по общему духу секты, женщины эти бесспорно принадлежат к толку скопцов».