Но вечером он встал, вышел из материного дома и пошел прочь из города на охотничью сторону горы. Он зашел так далеко, как только сумел. Оказавшись в весьма уединенном месте — в одном из боковых ущелий Каньона Синего Ручья, он разорвал свою рубашку, связал из нее веревку и привязал себя к сосне так, что мог только стоять, прислонившись спиной к дереву. И он сказал: «А теперь я умру здесь от голода и жажды, если мне не будет дарована возможность хоть мимолетно познать вечную истину».

И он еще несколько раз повторил это обещание и повторял его всю ночь.

Когда занялся день, он заметил, как кто-то поднимается к нему со дна каньона среди зарослей карликового дуба и сосен. Его обожженные солнцем глаза все еще видели неясно, да и в ущелье было темновато. Он решил, что это кто-то из города идет, чтобы отыскать его и заставить прекратить голодовку, так что громко крикнул: «Эй! Не ходи сюда! Ступай назад!» Человек остановился внизу у ручья, потом повернулся и пошел прочь. И тогда молодой человек подумал, что это ведь мог быть и кто-то из Четырех Домов, несший то, о чем он просил, и он что было сил крикнул:

«Вернись! Пожалуйста, вернись!» Но тот человек уже ушел.

Привязанный к дереву, Смотрящий На Солнце сказал: «Ну вот, теперь я скоро умру».

И тут же перед ним возник яркий человек, прозрачный как стекло и весь светящийся. Светящийся человек заговорил с ним: «Возьми мой дар!» Даже его голос, казалось, звенел и сверкал, но сам человек мгновенно исчез. Смотрящий На Солнце стоял и ждал в тишине. Воздух был неподвижен. Небо закрыли тучи, и повсюду разливался ровный свет. Царила мертвая тишина. Ничто не двигалось. Ничего не происходило. Только джунко пролетел меж двух сосен и уселся на ветку. Молодой человек ждал обещанного дара и вечной истины. Вскоре сойки вновь начали ругаться и вопить на верхушке той сосны, к которой он привязал себя. Но он все ждал. Пошел дождь.

Когда капли дождя упали ему на волосы, на лицо и на плечи, Смотрящий На Солнце понял, что больше ничего не случится, что именно это и должно было произойти, рассердился и решил: «Тогда я так и буду стоять, пока не умру». Он наклонил голову, чтобы дождь не смачивал ему губы, и остался там, привязанный к дереву.

Упало еще несколько крупных дождевых капель, и дождь прекратился, а через какое-то время выглянуло солнце. В тот день упрямый молодой человек ослеп окончательно. Через некоторое время его родственники и люди из его Дома, которые давно уже искали Смотрящего На Солнце, наконец его нашли. Он был уже еле жив и долго еще пребывал в беспамятстве, пока им занимались Целители. Потом он вновь постепенно обрел память, силы стали возвращаться к нему, однако лечение его продолжалось до самой зимы. Целители вернули его к жизни, только вот прежней остроты зрения вернуть ему не смогли. (Так что теперь я могу видеть все только сбоку. А прямо перед собой ничего не вижу.) Смотрящий На Солнце женился на Цветке Сливы из Дома Обсидиана и поселился с ней в доме под названием Построенный Слишком Быстро. У них родились дочь и сын. Смотрящий На Солнце продолжал работать в Цехе Виноделов и еще пел в Обществе Целителей. Прошлой зимой его жена умерла. С тех пор мое имя Джунко.

Рассказано Кулкунной из Дома Красного Кирпича (Телина) Тридцать лет назад, как мне говорили, некая болезнь, что таилась во мне издавна, стала усиливаться, отнимая у меня разум, вызывая конвульсии, заставляя сердце биться с перебоями и останавливая дыхание. Об этом я сам почти ничего не помню, но хорошо помню, что случилось в итоге.

Я оказался внутри темного дома странной формы и не разделенного на комнаты. Стены дома были такими тонкими, что ветер и дождь проникали сквозь них. Я стоял посреди этого дома. Высоко под самой крышей в стенах было что-то вроде узеньких, маленьких, тусклых окошечек. Я ничего не мог разглядеть сквозь них. Мне очень хотелось увидеть, что там снаружи, узнать, в какой части города находится этот дом, и я сердито спросил вслух: «Интересно, как здесь пройти к двери? Где здесь дверь?» Ощупью продвигаясь вдоль стен, я нашел дверь и приоткрыл ее.

И тут же сильный ветер резко, с грохотом распахнул ее настежь, и весь дом содрогнулся у меня за спиной, словно пустой бычий пузырь. Теперь я стоял на какой-то огромной, залитой ярким светом площади, где свирепствовал ветер. Под ногами у меня тоже были только свет и ветер, и лишь сила ветра держала меня в воздухе.

Как только я это увидел, я подумал, что непременно упаду, если не найду какой-нибудь опоры ногам; и я действительно начал падать. Я искал хоть что-нибудь, на что можно было бы поставить ногу или зацепиться рукой, но там не было ничего, на этом ветру. Я падал, и мне было очень страшно. Я в ужасе зажмурился, но это не помогло: тьмы там не было вовсе. Я падал, и ничего невозможно было сделать. Я падал, как перышко падает из крыла пролетевшей птицы. Ветер нес меня, и я падал, кружась. Я был как перышко. Пожалуй, и бояться мне не стоило.

Как только я это понял, в меня сразу проникло все величие ветра, ясность окружавшего меня света и радость.

Но вместе с осознанием этого я ощутил какое-то неведомое течение, которое тащило меня куда-то все сильнее и сильнее. Ясный свет вокруг померк, стало темнеть и совсем стемнело; ветер стал слабее, тише, превратившись в звуки, дыхание, голоса.

Потом я снова почувствовал, что дышу сам, собственным носом и ртом, слышу собственными ушами, ощущаю собственной кожей, живу благодаря ударам собственного сердца. Некоторое время, правда, я еще не мог по-настоящему видеть и видел все лишь глазами своей души, понимая, что мои чувства могут воспринимать только самих себя, что весь мир вокруг — это они сами, они его создали, отбрасывая тени на ясную пустоту ветра. Я понял, что жизнь — это когда тебя поймают среди этих теней руки света. Я не хотел возвращаться. Но искусство Целителей заставило меня вернуться, они тащили меня, и их пение позвало меня назад, позвало меня домой. Я открыл глаза и увидел старика по имени Черный Папоротник из Общества Черного Кирпича, который сидел возле меня и пел. Голос у него был тонкий и сиплый. Он смотрел прямо мне в глаза и пел:

Иди же, пора, иди вперед.

Иди к нам, пора, Пора к нам вернуться.

Я понял, что пора мне снова начать ходить по этой земле и не возвращаться больше в тот светящийся мир. И вот с сожалением и болью, с трудом, ценой огромных усилий, в точности как говорится в Песне Сожжения, которую поют во время Ухода На Запад и погребения:

Тяжело, тяжело.

Нелегко.

Но ты должен вернуться туда.

В точности так я стал своим прахом, золою. Я снова стал своим темным телом вместе с сидящей в нем болезнью.

В течение многих дней и ночей я был совершенно беспомощен, но когда наконец выздоровел, то стал значительно сильнее, чем когда-либо до этого, и, благодаря строгой диете и специальным занятиям, так с тех пор и остался в добром здравии.

Я много дней провел в постели под присмотром врачей, прежде чем решился спросить: почему нигде не видно Черного Папоротника, но, только сказав его имя вслух, вспомнил, что этот старик давно уже умер, еще когда я был совсем ребенком.