— Да! Да! — радостно выдохнули слева. — Именно так!

Мухоловка еле сдержала улыбку. Пошла вода по трубам! Пой, птичка, не умолкай!..

— Мы вовсе не хотели втыкать иглы в раны, госпожа Фогель! Вы смогли убедиться, что молодой человек и виноват, и чувствует себя виноватым. Причем как перед вами, так и перед самим собой. А теперь представьте: на Суде мы оспариваем все обвинения, абсолютно все! Вы не предавали, не пытали и не убивали, а выполняли приказ, служили своей стране. Присяга — она перед Кем дается, вспомнили? Но тонкость в том, что ради хорошего парня вы даже Присягу нарушили. «Я дарю тебе три секунды»! Любовь и милосердие победили! Ух, как это можно обыграть!.. Ваш рыцарь все охотно, даже радостно, подтвердит. В Рай не попадете, не тот состав Суда, но отделаетесь чем-то полегче Джудекки. Туда попасть… Ох, не советую, госпожа Фогель! Так чем вы недовольны?

Мухоловка вновь представила, что смотрит в чужие глаза. В них не было страха, напротив, ожидание и легкая насмешка. Почти поймал. Почти!

— Я недовольна свидетелем. На вашем Суде живых не слушают. Не хочу, чтобы Вальтер умирал.

Слева фыркнули, обиженно и сердито:

— Так и знал, что до этого дойдет. Не там вы учились, госпожа Фогель, не там! Ох, что цитировать приходится, даже страшно! «У вас же и волос с головы не упадет без воли Отца Небесного»[91], вспомнили? А еще есть свобода человеческой воли. Ваш рыцарь Квентин с высшего попущения сам загнал себя в западню. Все сейчас как на весах, дунет кто-то…

— Вот и не будете дуть, — перебила девушка. — Без меня его смерть вам без надобности, а за бесцельное расходование средств начальство вам губы оторвет вместе с селезенкой…

— Да вы же сами бы его убили!!!

От яростного вопля содрогнулось нестойкое серебро. Мухоловка не шелохнулась.

— Убила бы. Выполнила приказ, а потом бы застрелилась. Но не допустили, есть Он!

Взметнула вверх руку. Повернулась лицом к бездне.

— Стойте, госпожа Фогель, стойте!..

Она не слушала и не слышала. Из раскрытой ладони беззвучно выпал бронзовый цветок. Девушка попыталась сказать «грешна», но упрямые губы стали камнем.

Анна Фогель закрыла глаза и шагнула вниз.

7

Уолтер поежился. В исполнении Отто Гана крокодилья песня звучала особо зловеще. Легкий акцент только прибавлял перцу.

Доктор предавался вокалу, лежа на кровати, в ботинках и даже в шляпе. Листок со словами держал перед самым носом, время от времени в него заглядывая. То, что песню из Луизианы кто-то успел записать, молодого человека весьма смутило. Как выяснилось, текст уже размножили на гектографе.

— Отто, прекратите! — наконец не выдержал он. — Жуть берет!

Немец послушно убрал бумагу и надвинул шляпу на глаза. Уолтер подошел ближе, легко постучал по черному фетру.

— Биллон, низкопробное серебро. Отдали?

Шляпа молчала. Молодой человек решил повторить попытку, но черный фетр внезапно исчез, и на него взглянули полные боли глаза.

— Нет! Я подошел к музею, постоял там минут десять, ушел, вернулся… Не могу, Вальтер, не могу!

Вскочил, ударил шляпой об пол.

— Вы не поймете, Вальтер! Меня никто не поймет!..

Доктор порылся в кармане, вытащил серебряный обломок, сжал в кулаке.

— Я уже все узнал! Был особый рыцарский орден — Орден Анфортаса, Короля-Рыболова. Защитники и хранители Грааля, Его стражи. Согласно преданию, они становились неуязвимы, когда заступали на пост. Именно Рыцари-Рыболовы изготовили ковчежец, чтобы уберечь Чашу от любой случайности. Вы понимаете, Вальтер, к чему мы прикоснулись?

Перри подумал и ответил честно:

— Не представляю, Отто. Бог с ней, с этой штукой, себя пожалейте.

Доктор Ган скривился, словно от боли, протянул руку.

— Подержите, пожалуйста. Не могу думать, пока эта… Пока Он со мной.

Молодой человек не стал спорить. «Биллон» был теплым, почти горячим. Уолтер, открыв ладонь, взглянул на странный узор и внезапно вспомнил, как доктор лихо подбрасывал и ловил свою находку.

Подкинул вверх, ладонь подставил.

Не поймал.

— Нет, — хрипло прошептал Отто Ган. — Нет! Нет…

Уолтер и сам понял, что «нет». Серый обломок с неровными краями не вернулся на ладонь и не упал на пол. Протирать глаза не имело смысла, и молодой человек сделал единственно возможное — осторожно, двумя пальцами, взял кусочек потемневшего серебра прямо из воздуха. Ничего не изменилось, такой же теплый, маленький…

— Еще раз! — выдохнул доктор.

Перри перевернул ладонь, отвел руку в сторону, но упрямый «биллон» вновь не захотел падать. Так и висел — узором к потолку. Немец рванул ворот рубахи, протянул руку… «Биллон» с негромким стуком приземлился на паркет. Отто Ган наклонился, схватил, подбросил вверх, поднял с пола, попробовал еще раз. Наконец протянул Уолтеру.

— Давайте вы! Скорее!..

Уолтер Квентин спрятал руки за спину.

— Нет. И вам, Отто, не советую.

Доктор Ган застонал, сжал кулаки… Разжал.

— Вы… Вы правы, Вальтер. Нельзя, нельзя… Это же и есть искушение, самое страшное, какое может быть. Ни я, ни вы не должны касаться того, что окружало Грааль!

Открыл рот, хлебнул воздуха, плеснул безумным взглядом.

— Но ведь у вас он… Он у вас почему-то не падал! Почему, Вальтер, почему?

Уолтер Квентин Перри взял приятеля за плечи, тряхнул от души.

— Не знаю. И никто не знает. Отто! Успокойтесь! Так открытия не делают, так сходят с ума!..

Подождал немного, ослабил хватку. Отпустил. Доктор Ган провел по лицу ладонью, мотнул головой.

— Вы снова правы… Спасибо, Вальтер, без вас я бы точно спятил. Держите эту вещь… Держите Его у себя, мне не отдавайте.

Попытался улыбнуться, легко ударил американца ладонью по рукаву.

— Будем считать, что я коснулся вас мечом и посвятил отважного оруженосца Вальтера в Рыцари-Рыболовы. Отныне вы — Eques Piscatoris.