Повсюду царил страх.

На евгенической конференции в роскошном бальном зале отеля «Вальдорф-Астория» джентльмены в элегантных костюмах говорили о «проблеме полукровок и гибели белой расы» и тыкали пальцами в рисунки и диаграммы, наглядно доказывающие, что причиной большинства недугов является неполноценное и низкосортное племенное поголовье. Сами докладчики называли это наукой. А еще – фактами. А еще – патриотизмом.

Аудитория прихлебывала кофе и кивала в знак согласия.

Мемфис Кэмпбелл честно пытался работать, но мысли его были далеко. Они с Тэтой не разговаривали с того самого катастрофического вечера в «Маленьком раю». Мемфис, как ни старался, не мог взять в толк, как можно сказать парню, что ты его любишь, а потом взять и сбежать. Он ужасно по ней скучал, но гордость не давала прогнуться. Тэта должна сама к нему прийти, первой.

– Мемфис, ты меня слушаешь, сынок? – сказал Билл Джонсон. – Ты точно записал номер?

– Да, мистер Джонсон, сэр. Один четыре четыре, – сказал Мемфис. – Я сделаю его для вас, как и вчера, и позавчера, и позапозавчера. Понятия не имею, почему вы упорно ставите на него, если все равно не выигрываете.

– Считай, что это предчувствие, – сказал Билл, но прозвучало это все равно раздраженно и нервно.

Блюзмен склонил голову набок, в ту сторону, откуда доносился Мемфисов голос.

– Кстати, слыхал тут надысь странную историю у Флойда. Знаешь этого старого пьяницу, Нобла Бишопа?

– Ну да, – сказал Мемфис, которому в живот будто бабочек напустили.

– В жизни его не видал иначе как мертвецки пьяным либо трясущимся, как старая шавка, от отсутствия бухла. Так, представляешь, он сегодня утром заявляется к Флойду трезвый, что твой дьякон, и спрашивает, нельзя ли ему тут подработать – ну, подмести маленько или еще что. Сказал, ему типа ангел явился. Чудо с ним, мол, случилось. – Билл взял паузу, чтобы следующее слово прозвучало значительнее: – Исцеление.

– И что, он правда исцелился? – спросил Мемфис, стараясь держать голос максимально ровно.

– Как пить дать. – Рот Билла искривился в усмешке. – Хотя если меня спросить, так это напрасная трата чудес. Ну что этот старый пропойца будет делать с таким даром, а? Да он уже в следующий вторник будет валяться обратно в канаве. – Билл сплюнул. – Воистину неисповедимы пути Господни.

– Да, говорят, неисповедимы – отозвался, улыбаясь, Мемфис.

– Еще как говорят, – поддакнул Билл безо всякой улыбки.

Дома Мемфиса ждала телеграмма.

– Кто это послал тебе телеграмму? – спросил удивленный Исайя. – Что, кто-нибудь умер?

– Нет. Все более чем живы, – отвечал Мемфис так, словно на долю ему выпало уже два чуда.

Той ночью Генри и Лин выставили себе будильники на самое длинное в истории человечества путешествие – полных пять часов. Когда Генри проснулся, в ногах его кровати сидела Тэта, недобро глядя на него сквозь сигаретный дым. Сквозь жалюзи едва сочился свет.

– Который час? – спросил Генри; во рту у него было сухо.

– Половина третьего. Дня, если что, – сурово сказала Тэта. – Ты выглядишь отвратительно.

– Ну, спасибо вам большое, мисс Найт.

– Я не шучу. И сколько времени тебе, интересно, понадобится, чтобы вылезти из кровати?

У Генри ломило все мышцы, словно он всю ночь двигал мебель. Он облизнул пересохшие губы.

– Я в полном порядке. Немного простыл, только и всего.

– Не заливай, ты совсем не в порядке.

Тэта шлепнула на стол какую-то бумажку. Это оказалась вырезка из газеты – реклама лекции «доктора Юнга, известного психоаналитика» в нью-йоркском Обществе Этической Культуры.

– Этот яйцеголовый парень, Юнг, он знает о снах все. Может, он и про путешествия по снам в курсе. И может, он сможет тебе помочь, Ген.

– Не нужна мне никакая помощь.

– А я думаю, мы должны пойти.

– Вот ты и иди.

– Ты мог бы, по крайней мере, послушать, что он скажет…

– Я же сказал, я в порядке! – рявкнул Генри.

Тэта передернулась.

– Не надо на меня орать, – прошептала она.

– Ну, прости, прости, дорогая, – сказал Генри, чувствуя злость и вину сразу; зубы у него стучали, а живот ужасно ныл. – Иди, сядь со мной. Тут так холодно…

На мгновение ему показалось, что Тэта сейчас ляжет рядышком, положит голову ему на грудь, как в старые добрые времена, но вместо этого она швырнула вырезку на стол и направилась к двери в спальню, даже не оглянувшись.

– Я иду в ванную. Репетиция через час. На тот случай, если тебе еще интересно.

На репетиции Генри был такой усталый, что едва мог сосредоточиться на клавишах.

– Генри! Там сейчас было вступление! – гаркнул Уолли с первого ряда.

Генри поднял глаза: весь кордебалет сердито таращился на него.

– Простите, девочки, – проблеял Генри, c усилием возвращаясь к реальности.

Он поймал взгляд Тэты и успел разглядеть в нем обеспокоенность, тут же сменившуюся гневом. Он попытался рассмешить ее, состроив глупую рожу, но она оказалась не в настроении смеяться.

– Если я чего и ненавижу, – объявила Тэта, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в отдельности, хотя ежу было ясно, что комментарий предназначался лично ему, Генри, – так это когда мое время тратят попусту. Давайте уже начинать!

Там и сям рождались новые истории… вот пара рабочих подземки пропала с концами. Их фонари нашли в тоннеле, который парни прокладывали для расширения системы, – они все еще горели. Сумочка некой мисс Роуз Брок таинственным образом обнаружилась на путях возле станции «Четырнадцатая улица». Сокрушаясь по поводу неудачной любовной связи, барышня пошла с друзьями в вестсайдский кабак и исчезла. Предполагалось самоубийство. Какого-то билетера отстранили по подозрению в пьянстве: он клялся, что видел слабо мерцающее привидение в темном жерле тоннеля. Бледная тварь, по его показаниям, сначала сидела на четвереньках, а потом прострекотала вверх по стене, как таракан, и прочь с глаз. Некоторые пассажиры сообщали, что видели из окон движущегося поезда странные вспышки зеленого света. Проходчики, занимавшиеся сооружением нового Холланд-тоннеля, отказывались спускаться под землю: там, в глубине, до них донеслись жуткие звуки – как будто жужжание огромного роя, – наверняка там завелись паразиты, только вот непонятно какие. Начальство даже пригласило пророка, чтобы он благословил участок. Он настаивал, что там все чисто, но рабочие-то знали, что ему заплатили, чтобы он это сказал, так что теперь они спускались вниз исключительно группами, и чтобы на каждом был защитный амулет, а то и не один. Поголовье бродяг сильно упало. Вся братия, по зиме спасавшаяся от холода на платформах метро, в тоннелях и канализационных коллекторах, вдруг резко куда-то подевалась.