– Не надо так со мной, дорогая. – Голос у Джона дрожал. – Я люблю тебя, больше всего на свете.

– Ты не любишь моего ребенка, – отозвалась Сьюзен. – Если бы ты по-настоящему любил меня, ты бы любил моего ребенка. Ты или лжешь мне, или ты идиот, слепой идиот.

Джон резко поднялся. Стул отлетел назад и упал на пол. Не говоря больше ни слова, он пронесся мимо нее, снял пальто с вешалки и вышел, с силой захлопнув за собой дверь.

Сьюзен села, положила руки на живот, обняв Малыша, и почувствовала, как ребенок ласкается к ней в ответ. Она прошептала:

– Ничего. Все не важно. Я люблю тебя, это самое главное. Ты и я, мы любим друг друга. Да? Я не дам тебя в обиду. Я никому тебя не отдам. И я выясню правду. Я выясню, что здесь, черт возьми, происходит. Но прежде всего я сделаю так, чтобы с тобой ничего не случилось.

Она услышала, как уехала машина Джона.

Потом сняла трубку беспроводного телефона и набрала номер. Через несколько секунд она спросила:

– Простите, вы можете подсказать мне номер стола предварительного заказа билетов «Бритиш эйрвейз»?

– Ноль, – сказал Арчи.

– Вообще ничего? – Джон бросил спортивную сумку на скамью в раздевалке. Он не очень хотел играть сегодня, но думал, что физическая нагрузка улучшит его состояние – прочистит мозги и хоть немного ослабит напряжение, стягивающее ему спину уже в течение нескольких дней.

Арчи снял пиджак.

– Как Сьюзен?

Джон беззвучно вздохнул.

– Нормально. Как Пайла?

Арчи состроил гримасу и начал расстегивать рубашку.

– Она сумасшедшая. Прошлой ночью чуть не откусила мне сосок. Видишь? Вот отсюда кровь шла.

Даже в лучшие времена тело Арчи не представляло собой приятного зрелища, а уж с запекшимся следом от укуса – и подавно. И все равно, решил Джон, лучше пусть дикая испанская красавица отгрызет сосок, чем вообще не заниматься сексом.

А он сексом не занимался, и при этом ему приходилось лежать каждую ночь рядом с женой, беременной чужим ребенком да еще свихнувшейся на почве того, что ее ребенка собираются принести в жертву. Ничто из того, что он говорил, не могло ее успокоить, и, как он ни крепился, все это его порядком достало.

Он связался с предыдущими хозяевами дома, архитектором на пенсии и его женой – они уехали в Австралию к детям, эмигрировавшим туда еще раньше. Он говорил и с мужем, и с женой, и оба они вроде бы были нормальными, разумными людьми. Конечно, нельзя быть ни в ком до конца уверенным, но, насколько Джон мог судить, известие о рисунках на чердаке и отрезанном пальце оказалось для них полной неожиданностью.

Они указали на то, что дом стоял пустым почти год, прежде чем был куплен Джоном и Сьюзен. Вполне возможно, что какое-то время его занимали незаконные жильцы – скваттеры. Но Сьюзен не поверила в эту версию. Она была убеждена, что эти символы являются доказательством того, что Фергюс Донлеви говорил ей правду.

Лучше бы Фергюс молчал. У Сьюзен от его признаний крыша поехала, а тут еще эти символы… Она и до его смерти – а она ее очень тяжело пережила – уже была не в своей тарелке, а эти рисунки стали последней каплей.

Да и правду сказать, у него самого от них мурашки по спине бежали. Качество рисунков было невероятным: кто-то очень хорошо потрудился, чтобы сделать и спрятать их. И неменьших усилий требовало устройство тайника для этого жуткого пальца. Версия со скваттерами, конечно, имела смысл до определенной степени, но, как бы он ни хотел выбросить из головы другую версию – что мистер Сароцини и Майлз Ванроу занимаются черной магией, – над ним довлела смерть Зака Данцигера, Харви Эдисона и Фергюса Донлеви. Это могло оказаться не более чем дикими домыслами Донлеви, но он не был безумцем, он был уважаемым ученым. Кроме того, Джона всегда озадачивала одержимость мистера Сароцини секретностью.

Он попросил Арчи поискать какую-нибудь информацию на Ферн-банк, что-нибудь, что доказало бы Сьюзен и ему самому необоснованность их страхов.

У них были кошмарные выходные. Сьюзен замкнулась в себе. Она боялась находиться в доме из-за символов и не меньше боялась выйти на улицу. Он множество раз спрашивал себя, что бы он выбрал, если бы мог повернуть время вспять. На что была бы похожа их жизнь, если бы они отказались от предложения мистера Сароцини? И будут ли они любить друг друга, как прежде, когда все это кончится? Или уже поздно, потому что он, или Сьюзен, или они оба изменились навсегда?

Это безумие. «Диджитрак» процветал, однако Джону было трудно сосредоточиться на работе и сохранить мотивацию. Все деньги, которые текли к нему, ничего уже не значили. Со счетом был полный порядок, Клэйк был омерзительно любезен, когда им доводилось разговаривать друг с другом, и даже как-то спросил, не желают ли они посетить Уимблдонский турнир в этом году в качестве гостей банка.

Джон сказал:

– Не понимаю, как банк может быть таким… невидимым.

– Легко. Подставные директора, подставные пайщики. Возможно, Ферн-банк является дочерней компанией какого-нибудь другого банка, зарегистрированного где-нибудь на Каймановых островах, который является дочерней компанией банка, зарегистрированного в Лихтенштейне, который контролируется еще одним банком, зарегистрированным на голландских Антильских островах, и так до бесконечности. Если у тебя достаточно денег, ты можешь позволить себе быть невидимым. Можешь как-нибудь развлечься, когда заняться будет нечем, – поискать в Интернете настоящих владельцев фиктивных компаний.

Джон снял галстук и повесил его на вешалку.

– Значит, твоя зажигалка, которую, как ты думаешь, спер этот парень из Ферн-банка, сейчас уже может находиться на другом краю света. А?

– Очень остроумно. – Арчи натянул рубашку для сквоша. – Никак не могу этого забыть. Если я этого козла еще раз увижу… как там его зовут? Кунц.

– Арчи, разве так отзываются о ценных клиентах?

– Ну, раз он ценный клиент, как-нибудь я вывезу его в море при восьми баллах и спрошу его, как ему нравится моя зажигалка, когда он будет блевать, перегнувшись через борт. Да, кстати, насчет этого лета… – Он замолчал и стал надевать спортивные носки. – Я подумал, не махнуть ли нам, если погода позволит, на лодке во Францию? Возьмем девчонок, поплаваем вдоль побережья Нормандии и Бретани; если повезет, доберемся до Нормандских островов. Как ты на это смотришь?

– Звучит неплохо. Не отказался бы.

«Нормальная жизнь, – подумал Джон. – Вот выход». Запланировать что-нибудь на будущее. Показать Сьюзен, что жизнь будет продолжаться и после рождения ребенка. Организовать что-нибудь, чего она будет ждать. Сделать это лето максимально насыщенным событиями: дерби, Аскот, Уимблдон, Хенли, Глайндборн, Гран-при Великобритании, «Каус-Уик», закрытие Променадных концертов. Почему бы и нет? Ей это всегда нравилось. Джон вынул из сумки спортивные тапочки.