— И ты хочешь убедить меня, что какой-то нищий аббат располагает средствами, чтобы осуществить этот непростой план?

— Одному мне это не под силу. А с твоей помощью я смогу многое.

— И что же тебе понадобится?

— Чтобы Коммуна отозвала Симона из Тампля, назначив его на более почетную должность.

— Какой бы почетной ни была новая должность, она никогда не принесет Симону столько денег, сколько дает ему и его жене присмотр за… ребенком. Он не согласится.

Аббат удовлетворенно отметил про себя, что Эбер не назвал мальчика ни «Капетом», ни «волчонком». Это был хороший знак.

— Приказы не обсуждают, — заметил старик. — И потом жена Симона больна, она растолстела, пребывание в четырех стенах не пошло ей на пользу. А Симон любит свою жену… Да и финансовый вопрос можно уладить.

Эбер открыл бутылку, принесенную аббатом, понюхал содержимое, разлил водку в два стакана и со вздохом сказал:

— Даже если все это получится, ты забываешь об одном. Как только ребенок покинет Тампль, начнется настоящий кошмар. Все силы полиции и жандармерии будут брошены на его поиски.

— Но никто не заметит его отсутствия, — мягко возразил аббат. — Другой мальчик, похожий на него, займет его место. Когда же заметят подмену, Людовик будет уже далеко. И меня очень удивит, если те, кто его охраняет, станут кричать на всех углах о том, что у них украли заключенного. Ведь тогда они сами подпишут себе смертный приговор. Я не сомневаюсь, что они сделают все возможное, чтобы скрыть этот побег.

— Отлично придумано! — одобрил Эбер, подвигая один из стаканов своему гостю. — Но где ты найдешь другого мальчишку?

— Мы его уже нашли, и сейчас парнишку готовят к новой роли. Ты будешь смеяться, но это настоящий нормандец!

Мужчины чокнулись, глядя друг другу в глаза, и залпом выпили огненный напиток.

— Здесь плохой свет! — проворчал Давид, отбрасывая в сторону альбом и карандаш, которым он делал новый набросок для портрета Лауры. — У меня ничего не выйдет!

— Сомневаюсь, что в вашей мастерской светит другое солнце, — с иронией заметила молодая женщина. — Сейчас январь — грустный, серый, холодный месяц. Дождитесь весны. Ведь нам некуда спешить…

— Я все время боюсь услышать от вас, что вы собрались вернуться в Америку. И поверьте мне, в моей мастерской на самом деле больше света. Ну почему вы не хотите туда вернуться?

— В последнее время я почти не выхожу на улицу. В такую дурную погоду гораздо приятнее сидеть дома.

— Я заеду за вами в карете и отвезу вас.

Лаура неожиданно для нее самой не сдержалась:

— Как мило с вашей стороны предлагать мне полюбоваться на повозки, которые свозят невинных людей к эшафоту. И это повторяется каждый божий день! Ведь чтобы доехать до Лувра и вернуться обратно, мне придется дважды пересекать эту ужасную улицу Сент-Оноре…

— Улицу Оноре, — холодно поправил ее Давид, чем только еще больше рассердил Лауру.

— К дьяволу этот дурацкий маскарад! Пусть люди попроще этим наслаждаются, но зачем вам, человеку образованному, принимать участие в этой клоунаде? Неужели вы полагаете, что от ваших переименований святые утратят свои места рядом с господом? Повторяю вам в последний раз: хотите писать мой портрет — приезжайте сюда. Я из дома больше не выйду.

— И правильно сделаете, — раздался с порога веселый голос, и в маленькую гостиную вошел полковник Сван. — В такую погоду хороший хозяин собаку на улицу не выгонит!

— Но вы все же пришли, — ядовито заметил Давид, которого раздосадовало появление американца. Сван ему не нравился, а еще меньше нравились эти его чуть ли не ежедневные визиты к Лауре.

— Вы правы, но у меня были дела в этом квартале, и я зашел к нашему общему другу, чтобы попросить чашку чая.

— Что ж, не буду вам мешать. Терпеть не могу эту английскую привычку! Дорогая моя, — художник обратился к Лауре, — раз вы настаиваете, мне придется завтра же привезти к вам все необходимое для написания картины. Не жалуйтесь потом, что вам некуда ступить!

С этими словами Давид поцеловал руку молодой женщины, рассеянно кивнул Свану и вышел. Полковник проводил его взглядом, предусмотрительно дождался, пока хлопнула входная дверь, и только потом заговорил.

— Неужели вам так и не удастся от него избавиться? — вздохнул он.

— Пусть лучше он приходит сюда. Я не хочу рисковать и появляться в его мастерской в Лувре. Давид знает, что здесь я под защитой. Жуан не позволит ему никаких вольностей.

— А вы не можете просто взять и отказаться? Лаура пожала плечами.

— Не мне говорить вам, что этого господина не следует сердить.

— Вы правы, но завтра постарайтесь выпроводить дорогого мэтра пораньше. Дело назначено на завтрашний вечер!

Лаура прижала руку к груди, во рту у нее пересохло.

— Завтра?!

— Да, завтра, 19 февраля, Симоны покинут башню. Насколько мне известно, с ними удалось договориться — разумеется, за внушительную сумму денег. Симон получил приказ о переводе на новое место службы и не стал протестовать. Впрочем, его жена и не могла бы больше ухаживать за ребенком: она действительно очень больна.

— Я не могу в это поверить. Куда же они направятся? Вернутся к себе домой?

— Нет. Жена Симона нашла дом в самом Тампле, совсем недалеко от башни. Там есть потайная дверь, позволяющая входить и выходить незаметно для стражи. Очень удачный выбор! Во время переезда они должны будут незаметно вынести мальчика из башни.

— Вы уверены, что эти люди не предадут вас в последний момент?

— Совершенно уверен. За этим следит Бац.

Бац! Лаура не видела барона уже несколько месяцев и жестоко страдала в разлуке. Она даже представить не могла, что ей будет так тяжело. Совершенно естественным тоном она спросила:

— Где он сейчас?

— Уже недели две, как он в Тампле и исполняет роль слуги при жене Симона. В последнее время ей стало трудно ходить.

— Барон в роли слуги?!

— Он отлично справляется со своими обязанностями, — засмеялся Сван. — Жан подметает, стирает, убирает. Его там все принимают за слабоумного, но иногда ему случается играть в кости с Симоном. В общем, его там ценят.

— Невероятно! Но что же должна делать я?

— Ждать! Если все пройдет хорошо, мальчик будет у вас на исходе ночи. Но останется он всего на один день: они с Бацем выедут из города рано утром, как только откроют ворота. Впрочем, Бац сам вам все расскажет.

— А какую роль играете вы?

— Очень важную, — с удовлетворением ответил американец. — Именно я увезу из Франции это сокровище. Завтра же я выезжаю в Гавр, там дождусь одного моего соотечественника, капитана Клафа, который командует одним из наших торговых судов. Конвент разрешил мне — за хорошую мзду, разумеется, — вывезти некоторые ценности…