class="p1">Еще вынули немного земли и рассыпали ее поверх. Днем – они присмотрели несколько пустынных кустарников – и один из них с величайшей предосторожностью выкопали и перенесли с тем, чтобы посадить поверх своего укрытия. К счастью – тут были сухие кустарники, потому что возвышенность. В других местах – такое бы не прокатило. Корни пересаженного на новое место кустарника перестали бы получать влагу, сам кустарник засох бы, пожухла листва – и чей то опытный взгляд мог бы выделить именно этот куст среди здоровых. И отправить группу солдат проверить, что с ним…

Третью ночь – они посвятили выравниванию и обозначению полосы для взлета израильского вооруженного беспилотника. Беспилотник был самой тяжелой частью их груза, на некоторых его деталях была израильская маркировка. Теракт – и должны были списать на израильский Моссад.

Площадку подобрали в трех километрах от их основной точки, недалеко от того места, где они спрятали машины. Для взлета – требовалось семьдесят метров, но они – укоротили это расстояние до сорока метров. Решение было простое – точно так же взлетают самолеты Цессна, груженые наркотиками с тайных аэродромов в колумбийской сельве. В начале полосы они глубоко, заподлицо с землей вбили штырь. К нему – цепляешь на жгуте летательный аппарат, разгоняешь его, затем – перерезаешь жрут. Просто и работает.

ВПП для ударного самолета – беспилотника – они проползли на брюхе, выравнивая все руками. Даже камень – мог все сорвать. Поэтому – они проползли по полосе дважды, ощупывая все перед собой своими руками – как будто мины искали. К счастью – израильский беспилотник – убийца был специально создан для взлета с неровных площадок – его предполагалось применять, когда основные аэродромы Израиля уничтожены. Взлетная полоса – шла по склону немного вверх – но это означало всего лишь несколько лишних метров разбега.

Рядом с ВВП они отрыли окоп и прикрыли его маскировочными сетями и землей. В нем – находилась группа запуска БПЛА – убийцы и сам БПЛА, груженый взрывчаткой. В небе – кружили вертолеты…

Лэнсдорф прикрыл глаза, вспоминая Институт. Улица Бен Саула, тихий, белый город – Тель Авив. Это МОССАД, институт, совершенно секретное учреждение Израиля, несмотря на малую численность (примерно тысяча пятьсот штатных работников) уверенно соперничающий по количеству и качеству добытой развединформации с такими монстрами, как КГБ и ЦРУ…

– Мы считаем, что у Саддама есть, как минимум пять двойников.

– Черт…

Тишина. Кабинет, стены покрашены белой, дешевой краской. Навязчивый дым сигарет – большинство израильтян настоящие маньяки по части курения. Сигареты – дымятся в пальцах, дотлевают в пепельнице.

– И как же нам понять – настоящий перед нами Саддам или нет?

– Никак

– Черт… то есть?

– Настоящий Саддам будет в Тикрите, это совершенно точно. Он не может подставить двойника вместо себя на выезде – здесь ему придется общаться с многочисленными родственниками. Если будет замечена подмена – а местные ее обязательно заметят – начнется мятеж.

…

– Вопрос не в том, будет ли Саддам в Тикрите. Вопрос в том, будет ли он на трибуне. Принимать парад, вот в чем дело.

– И что нам делать?

– Убить того, кто будет на трибуне.

– А если это не Саддам?

– Плевать…

– А что потом?

– А потом… потом Саддам будет убираться из города. И вот тут то – его и можно будет достать.

– Достать?

– На трассе. Достать его на трассе. Накрыть его нашей птичкой. Она создана для этого. Садам передвигается на бронированной машине. Но крыши – обычно бронируют плохо. Бах… и Саддама нет.

Лэнсдорф посмотрел в глаза израильского разведчика – тот был маленький кучерявый, неопрятный и на вид совершенно безумный

– Достаточно – резко сказал Кларидж – выйдем.

– У нас есть место… можно выйти на балкон. Я покажу…

Сопровождаемые израильским разведчиком – они вышли на балкон. Дневное марево, полупустая улица, белые стены. Редкие автомобили.

– Как тебе?

– Он псих. Просто псих. Мы идем по его наводке?

– Говорят, что он хорошо знает Ирак.

– Это полный псих.

На балкон выходит еще один человек – заместитель директора МОССАДа. У него широкое, открытое лицо, ранние залысины, большие глаза – типичный еврей «оттуда». Он особенно близок к человеку, который известен как мемунех, что означает – ответственный за все. Считается, что это неформальное название должности директора МОССАДа, но это не так. Знающие люди – знают, что мемунех и директор МОССАДа сейчас совсем разные лица. Хотя тот, кто занимает сейчас пост мемунеха – когда то и сам был директором МОССАДа, но вынужден был уйти по политическим соображениям. Его пост – соответствует посту Советника по вопросам национальной безопасности, но его полномочия гораздо шире. Он контролирует все израильские спецслужбы, включая МОССАД, Шин-Бет, Нативу, спецслужбу работающую по СССР через еврейскую диаспору. Сам мемунех уже стар и действует в основном не сам, а через доверенных лиц, одним из которых и является действующий заместитель директора МОССАДа. Сам по себе пост мемунеха – мечта любого разведчика и контрразведчика США – но в США такого поста никогда не будет. Там директором ЦРУ обычно назначают отставного генерала или адмирала перед пенсией. Потому что США и Израиль – очень разные государства. В США привыкли доверять системам. В Израиле – доверяют людям. Пороки… это близко и понятно каждому, кто живет здесь. Здесь чувствуется дыхание тысячелетий…

Лэнсдорф – привычно тушит сигарету в кулаке и пытается протиснуться к выходу – но Кларидж заступил ему дорогу.

– Миша… послушай меня…

Зам директора поворачивается… он тоже хотел покурить

– Сколько ты бы дал за то, что Саддам действительно там будет? По десятибалльной шкале…

– Ты же знаешь наши правила, дружище. Десять.

– А ты сам готов отправиться туда, чтобы пощупать Саддама за задницу.

– Да.

– А этот твой парень. Он форменный псих, ты это понимаешь?

– Он не псих.

– Да? А я думаю, что псих.

– Леви не псих. Он родился в Багдаде…

– Это свидетельствует о том, что он не псих?

Лэнсдорф понял, что Кларидж выводит израильтянина на эмоции. Такие игры американские разведчики любили.

– Он совершил алию, когда это еще было возможно. А его родственники – там остались. Отказались уезжать. Когда он уже работал на нас – к нему подползли люди старины Садди. Он сообщил нам, и мы кормили Садди дезинформацией три долгих года. Но вывезти его родных не смогли, как не пытались. Когда Саддам узнал обо всем об этом – его люди зажали голову тети Леви в тиски и начали закручивать ворот. То же самое – они сделали с остальными, до кого смогли дотянуться.

Зам директора МОССАДа бросил окурок на девственно чистый пол.

– Так что не говори, что Леви псих. У него просто… сильная мотивация, вы это так кажется, называете. Как и у всех нас.

Зам директора МОССАДа открыл дверь – пахнуло прохладой кондиционера. Когда дверь закрылась – они какое-то время стояли молча. Потом Кларидж нагнулся и подобрал брошенный окурок.

В Институте его навели на цель. В Институте – им дали шанс сделать дело, достать одного из самых крутых ублюдков, какие ходят по этой земле, эквивалент Фиделя и Муаммара. Должно быть это единственный способ. Как объяснил Кларидж – МОССАД едва ли не единственная служба здесь, какой можно доверять. В чем-то они круче ЦРУ. Пока ЦРУ погрязло в интригах и бумагомарательстве – они делают свое дело. Они чувствуют нож у глотки, каждый день и каждую минуту – это заставляет шевелиться…

– Движение… – сказал снайпер.

Лэнсдорф – поднял бинокль.

Военный парад – судя по всему, готовились провести прямо в чистом поле. Это был парад войны, ведь Ирак продолжал вести тяжелую и страшную войну с Ираном, в которой полегло уже больше миллиона человек (если считать с обеих сторон). Парад небольшой, и его собирались провести не в самом городе – а вне его, на окраине, для чего возвели трибуну. Вдалеке – группировалась техника.

Парадная трибуна представляла собой сооружение длиной около семидесяти футов и высотой – не меньше двенадцати, за ней – вяло колыхались флаги Ирака, давая вполне сносное представление о скорости и направлении ветра в районе цели. Сама трибуна делилась на две части – высокую и низкую, низкая была на высоте пять – шесть футов над