потере девственности?Да и дети всяко появятся уже в церковной связи родителей.

А в амурных шалостях своих слуг они не ограничивали. Да и некогда было. Настя постоянно рыскала в Березовом или хотя бы была в каретном сарае, где тщательно наблюдала за неспешным ремонтом кареты.

У Макурина, оказывается, был неплохой каретный мастер, купленный еще лет двадцать назад прежним барином Аркадием Митрофановичем. Сейчас он, к сожалению, уже был староват, сед и немного глух, но при помощи двух подмастерий успешно выполнял заказ высокопоставленной для него гости.

Подмастерья, эти, кстати, были выданы буквально на днях лично Андреем Георгиевичем. То, что он не знал про мастера в поместье, был его промах. Но он его исправил энергичными действиями. Мастеру Илье была дана красненькая бумажка для стимулирования при ремонте кареты и одновременно учебы подмастерий. Барин ему и дальше обещал «обильный корм» и доброе жилье за хорошую работу. При этом, «если покажется» ему была посулена мастерская в уездном центре, оные подмастерья и дополнительно кухарка.

В этих хлопотах Андрей Георгиевич не раз вынуждено, как это тогда говорилось, ехал в уезд. Дела требовали и по каретной мастерской, перемещающейся туда, и свадебные проблемы Гаврилы с Марьей, требующих бумаг по каждому движению, и текущие вопросы поместья, и наконец, собственные прожекты Макурина.

Буквально каждый клик пальца требовал строжайшего согласования с государством. Россия была Россией хоть в XXI веке, хоть в XIX. Другое дело, что в будущем будущей попаданец был и не последний, но все же рядовой гражданин, которого бюрократические служители могли пусть и вежливо, но отодвинуть. Люди то все обычные, то есть подвигнуть их было без особого страха. А в настоящем прошлом Андрей Георгиевич был чиновником свиты его императорского величества и камергером двора того же государя. То есть в провинции он был если и непосланником с небес, то где-то около того.

Одетый при помощи служанок и под строгим руководством Насти, увешенный наградами, пусть и не многочисленными, но какими! Один только наградной портрет государя императора Николая I весил больше, чем все награды местных чиновников вместе взятых причем в несколько раз. Ведь их им давало вышестоящее начальство, такое же мелкое с точки зрения престола, как и сам награжденные, а портрет вешал сам император в связи с личными услугами. Это с величественным апломбом сообщила его невеста. Пусть на самом деле все было значительно иначе, кто осмелится спросить.

Невеста Макурина была фрейлина императрица со звонкой фамилией Татищева. Ее даже не спрашивали о предках и об имении. Достаточно было уточнить, того самого рода? И после положительного и весьма надменного кивка все уважительно кивали. Тот самый род, знаменитый и именитый, когда-то ставший в родстве с императорской фамилией!

В общем, эта была еще та чета, уже почти семейная, которая появилась здесь почти случайно и почти так случайно их сметет, даже их не заметив их. Высший свет! Она вся такая волшебная и чудесно-прелестная, он - вежливо-важный и куртазно-надменный, с одними лишь портретом государя императора и нашейным орденом святой Анны II степени, Ах!

И только незаметно и благоговейно посмотрев на них издалека, а кто по чину и по должности и поближе, но так же почтительно, служители, как можно быстрее решали их так сказать просьбы, разумеется, положительно и с почтительной улыбкой.

При чем провинциальные чиновники, естественно, были люди не всевластные и все решить не могли, как бы не желали. Но ведь и Андрей Георгиевич не вчера появился в XIX веке и практически все понимал, что могли сделать уездные чиновники, что столичные, а что нижайше требовалось подать только самом августейшему монарху.

Так что все его прошения (заявления), некоторые месте с невестой благородной помещицей Анастасией Татищевой, были приняты, рассмотреныи благоприятными резолюциями возвращены.

Гаврила и Марья отправлялисьв столицу, как поданные уезда. Даже Марья, что б без недоуменных вопросов столичных. Хоть. хотели поначалу бумаги сделать в уезде, но ах! Кроме того, официальные бумаги на варницу соли с дополнительными предприятиями. Разрешение на создание и работы каретной мастерской. Даже бумагу на каменное здание на всякий случай вытребовал Макурин. От него ее еще не требовали, но он знал – рано или поздно дойдет и до этого. Бюрократия она всесильна!

А вот попа (священника) он так и не нашел. Служители уездной канцелярии только руки развели – такого-с не держим, а у архиерея опять подбодрили – найдем, но не скоро. Православная церковь на Руси тысяча лет стояла и еще простоят и нам нечего торопится!

Так-то оно так, только он, собственно, не о церкви беспокоится, а о людях. Вон вчера Аким к нему пришел с беспокойством, что завтрева он не будет. Отец умер. Родитель у Акима, который сам старый, совсем уж был престарелый, оставалось только радоваться, что отправился на небес на ангелах. Но вот как хоронить. Либо на чужой погост, за три девять верст, либо просить батюшку соседних церквей за большие деньги отпевать.

Управляющий Аким ничего не сказал – знал, что барин старается, что есть сил. Сам застеснялся. Давит его мирское, все доходы да прибыли. А ведь Господь сам к нему был добр, из миллиардов даже не людей, существ (!) выделил и помог. И сегодня, когда архиерей сказал ласковое и оптимистичное, но вообще-то пустое, поймал его служку из монашеского чина, спросил, нет ли тут кого из надобных людей в попы в церковь в Березовое.

И, чтобы думалось легче, сунул синенькую бумажку, то есть пять рублей ассигнациями. Служка деньги вроде бы не заметил, но остановился и задумался. А потом вышел итог мыслительной деятельности. Мол, у попа уездного собора Святой Богоматери Афанасия сын есть на старших курсах Санкт-Петербургской семинарии. Нраву краткого и рассудительного, а знаний хороших. Часто бывает у отца и даже помогает ему в службах.

Андрей Георгиевич думал недолго. Настя с Марьей и увязавшего с ним Гаврилой будет еще час, не меньше. Все одно окажется на роли бездельников, ждущих у моря погоду. Так что и он нашел себе занятие самый раз. Пришел к искомому собору Божьей Богоматери как раз вовремя службы. Лепота!

В XXI-то веке он и в богу не верил и на церковные службы время не находил. Век был такой, суматошный, бестолковый, безбожный.

А Бог любит тишины и спокойствия, чтобы душа твоя отогрелась и отдохнула и уже потом потянусь к вышней молитвы божественного благоволения.

Он до того присмотрелся, прислушался к службе, что не сразу почувствовал, что кто-то шустрый начал позади поглаживать его руку.

Вор!