– Догадываюсь…

– Какой ты неотесанный! – засмеялась, уверенная в своей неотразимости. – Слушай женщину! Сегодня ты будешь делать то, что я захочу. Ты будешь мне послушен!

– А ху-ху не хо-хо? – спросил он, поставив ее в неловкое положение – знала, что это означает, но не хотела признаваться. – Ладно, как говорят, непереводимая игра слов… Дай мне ножницы!

– Зачем?

– Да ногти подстричь!

Алина забрякала украшениями, сняла ножницы с гвоздика у окна, подала несмелой рукой.

– Пожалуйста… Возьми, – подала с опаской. – Давай еще выпьем? Хочешь крепкого? У меня есть водка.

– Наливай для храбрости!

Она с готовностью вскочила с дивана, достала из холодильника бутылку, налила полный фужер, предназначенный для сока, и села уже напротив.

– За твое здоровье!

– Докторский тост, – определил он и выпил. – Молодец, отрабатываешь… Хочешь поиграть?

– Во что?..

– В папу с мамой! – захохотал он. – Умеешь?

– Мне нравится такая игра, – проговорила слишком сладострастно, чтобы это выглядело правдой. – Только чур! Вести буду я… Ты сегодня узнаешь совершенно другой мир. Узнаешь, что такое женщина. Но сначала мне хочется тебя напоить.

– Напоишь, я просто усну.

– Нет, не уснешь… Со мной ты спать не будешь. Стану поить тебя царским вином! Это настоящая анестезия…

– Ты и такого припасла? Молодец! Из тебя получится хорошая жена.

– Я буду сама делать царское вино, на твоих глазах.

– Это как?

– Сейчас увидишь… Чуть подвинься, я должна лечь.

Он отодвинулся на край дивана. Алина легла плавно, по-кошачьи, приподняла бедра чуть вверх и раздвинула ноги.

– Подай мне бутылку.

Шабанов понял секрет такого виноделия и вместо бутылки выбрал банан покрупнее, вложил в ее руку.

– Мне больше нравятся царские бананы! А ну, вставляй!

– Ты портишь игру, – предупредила она. – Это будет здорово. Ты только должен повиноваться и ни о чем не думать… Дай мне бутылку.

Он взял бутылку и стал медленно лить вино на ее лицо, грудь и живот. Вытряхнул последние капли и подал.

– Возьми и вставляй! Или я сделаю это сам!

Алина вскочила с дивана, схватила салфетки и стала утираться.

– Я тебя боюсь, – вдруг призналась она, выбиваясь из планов полученного задания.

– Но может быть хуже! Представляешь, уже завтра уволят. Тебя же заставили напоить меня царским вином? Вот! Ты не справилась с задачей, уволят по статье. И куда ты пойдешь? На панель?.. Кто тебя возьмет после статьи? Даже медицинской сестрой? Жизнь погублена, верно?

– Меня вызвали к начмеду, – тихо проговорила Алина. – Наорали, вспомнили заявление в прокуратуру… Это был шантаж! Я бы так не согласилась. Но меня и правда могут уволить, я же еще не аттестована…

– Толстый там был? Мой лечащий врач?

– Был… Я его ненавижу!

– Хорошо, он свое получит!

– Как – получит?..

– Да известно как, по роже. А она у него широкая, не промахнешься.

– Тогда меня уж точно уволят…

– Не посмеют! – уверенно сказал он. – Дай руку!

– Зачем?..

– Не бойся. – Он потянулся через стол, одолевая легкое сопротивление, взял ее руку и стал отстригать ногти.

– Что ты делаешь?..

– Не люблю, когда царапаются.

– Я больше не буду! Не надо!

– Ничего, новые отрастут. – Шабанов отщелкнул последний, с мизинца – она добровольно подставила вторую руку.

– Правда, я не хотела… Меня заставили!

– А ты говоришь, в нашем мире есть радости… Ничего, кроме издевательства и насилия над личностью, верно? Все время тортом по физиономии! – Он осмотрелся, приподнял крышку шкатулки на полке у зеркала.

– Что ты еще хочешь? – боязливо спросила Алина, отодвигаясь от стола.

– Дай денег? Займи?

Она отскочила, загремев украшениями.

– Деньги?! Опять деньги? Зачем?

– Да нет, сейчас не на бутылку, – улыбался он. – Одежду купить. Поедем к родителям, а здесь ничего нет, все осталось в Пикулино. Ты-то будешь выглядеть красавицей в своих нарядах, а мне что, в пижаме ехать?.. Не бойся, взаймы прошу, две тысячи рублей.

– Я должна ехать?..

– А как же?.. Слышала – я женюсь на тебе. Ты мой крест, придется нести до смертного часа. Но хоть и крест, все равно родителям-то нужно показать… Так что с деньгами? Дашь или как?

– У меня… нет таких денег, – виновато пролепетала она.

– Жаль, – вздохнул Шабанов. – Это плохо… Придется возвращаться в Пикулино. Здесь, кроме тебя, близких никого, перехватить больше негде… Да ладно, не расстраивайся! Сколько у тебя есть?

– Ну, рублей сто восемьдесят…

– Должно быть, сильно потратилась, – он кивнул на стол.

– Нет… На это дали денег.

– Ну ладно, займи мне тридцатку. Хочу торт купить. Запомни, я сладкое люблю и острое. Потому склонен к полноте.

Алина отыскала свою сумочку, дрожащими пальчиками достала деньги. Шабанов спрятал их в карман и взялся за дело. Он вытащил из-под себя плед, аккуратно расстелил и стал выстригать ножницами шкуру тигра. Алина смотрела с ужасом, однако молчала. Толстое и рыхлое сукно, тем более смоченное вином, поддавалось плохо, да и ножницы оказались тупыми, так что он трудился минут пять, прежде чем вырезал все целиком. Полюбовался шкурой, аккуратно скатал в рулон, обрезки сложил в кучку.

Алина не издала ни звука, и ни один браслет не брякнул ни на руках, ни на ногах…

– Я тебе как-нибудь новый куплю, – пообещал уже от порога. – Чтоб можно было накрываться, когда холодно, а можно на стену повесить, как коврик. Там нарисовано озеро такое, а на нем лебеди плавают, черные и белые, все вместе…

На следующий же день он сходил в магазин, выбрал торт, расписанный масляным кремом, спрятал его в тумбочку и стал ждать понедельника. Жил все дни в предвкушении мести, исправно ходил на все прописанные ему процедуры: электросон, расслабляющий массаж и ванны, однако никаких таблеток не глотал, в том числе и витамины. И вот когда по «веселому» отделению пошло стадо белых гусей с обходом, выставил торт на тумбочку и скатал с полу ковер.

Когда маленький генерал втащил в его палату всю свою свиту и, источая запах «принцессы», стал выслушивать доклад толстяка и его заключение, что больной готов к выписке, Шабанов не спеша взял торт, подошел к лечащему врачу и размазал по его физиономии.