Наконец Джон обмяк.

Я судорожно ловила ртом воздух, сердце бешено колотилось в груди. Я простояла в реке, прижимая тело коленями, дольше, чем Джон мог бы задерживать дыхание. Наконец я встала, не чувствуя под собой ног. Тело Джона всплыло на поверхность, и я увидела его лицо, искаженное ужасом, открытый рот, измазанные кровью волосы. В зияющей ране на виске белела кость.

Скользя на камнях и отплевываясь, я выбралась на берег, и меня вырвало на песок.

Я убила его. Я убила своего отца. Я смотрела на его тело, глядела, как его относит течением, и дрожала.

Потом я пошла назад по тропинке, поскальзываясь и хватаясь за ветки, чтобы не упасть от усталости. Забравшись на холм, я-, заблудилась и не сразу нашла место, где оставила Элли. Мое сердце замирало, пока я пару минут бегала туда-сюда в поисках ее укрытия, но потом я узнала старый покореженный кедр, возле которого находилась нора.

– Элли, это я. Уже все в порядке. Ты можешь выходить, это безопасно.

Она не ответила, и я запаниковала, но потом послышалось какое-то движение и Элли бросилась мне в объятия, чуть не сбив меня с ног. Я прижала ее к себе, не в силах сдержать рыдания.

Наконец она отстранилась.

– Я слышала, как ты звала меня, но оставалась здесь, как ты сказала, мам.

– Ты молодец, Элли. Я тобой горжусь.

– Ты вся мокрая. – Она сморщила нос.

– Я упала в воду.

Элли испуганно оглянулась.

– А где тот злой дяденька?

– Его больше нет, Элли. И он никогда не вернется.

Она прижалась ко мне.

– Я хочу домой, мамочка.

– Я тоже.

В лагере еще горел костер. При виде сковородок на земле и опрокинутого кресла у меня перехватило дыхание.

Телефон я уронила в реку, но надеялась, что Джон оставил свой мобильный в трейлере. Я все осмотрела, но ни телефона, ни ключей от машины не нашла. Адреналин уже не бурлил в моей крови, но я по-прежнему дрожала. Я набросила куртку Джона, висевшую в трейлере, и принялась искать ключи от грузовика. Куртка пахла костром.

Прошло уже десять минут, а мои поиски так ничем и не увенчались. Элли, напуганная до смерти, повсюду следовала за мной.

Наверное, ключи остались на теле Джона в реке.

Я задумалась над тем, что делать дальше. Можно вернуться к реке и обыскать труп. Можно выйти с Элли на дорогу и позвать на помощь.

Мы с Джоном ехали довольно долго, и я ни разу не слышала, чтобы рядом проезжала какая-то машина. Элли быстро устанет, а я не знала, сколько смогу нести ее на руках.

Я все еще пыталась понять, что теперь делать, когда Элли сказала:

– Я хочу есть.

Я принялась рыться в запасах Джона, холодея от ужаса всякий раз, как наталкивалась на что-то знакомое. Джон любил жирное молоко и белый хлеб, хот-доги и пиццу, газировку «Орандж-Краш» и печенье «Кофе-Крисп». Это поразило меня больше всего. «Кофе-Крисп» – мое любимое печенье.

Наконец я нашла арахисовое масло и сделала Элли бутерброд.

– Элли, котенок, тебе придется подождать здесь немного. Мне нужно спуститься к реке. Хорошо?

– Нет! – Она опять разрыдалась.

– Элли, это очень важно. Я скоро вернусь, а ты можешь спрятаться в трейлере, если…

– Нет! Нет-нет-нет! – завопила она, бросаясь ко мне и хватаясь за мои колени.

Я не могла оставить ее в лагере, но в то же время не могла позволить дочке увидеть труп Джона.

Мы шли по дороге около часа, когда я наконец услышала шум мотора. Повернувшись, я увидела белый грузовик с бревнами и замахала руками. Грузовик остановился, и из кабинки высунулся улыбающийся старичок.

– Заблудились, девочки?

И тогда я зарыдала.

После того как копы вытащили тело Джона из воды и осмотрели местность, они нашли под сиденьем его грузовика бумажник. На самом деле Кемпингового Убийцу звали Эдвард Джон Маклин. Полиция все проверила, и оказалось, что он работал кузнецом, разъезжая по Интериору. Рейнолдс говорит, что звуки, которые я иногда слышала в трубке, могли издавать лошади, которых Джон подковывал. Сейчас полиция уже нашла трейлер со всеми его инструментами, припаркованный неподалеку от гостиницы под Нанаймо.

С Макбрайд все в порядке. У нее оказалось сотрясение мозга, поэтому пару дней она провела в больнице под наблюдением врачей. Дав показания о том, как я убила Джона, я заставила копов отвести меня к Эвану. Когда полицейские сообщили ему, что мы с Элли пропали, он хотел отменить операцию, но врачи сказали, что это слишком рискованно, поэтому ему все-таки пришлось оперироваться.

Когда мы с Элли прибыли в больницу, Эван только приходил в себя. Он расплакался, увидев нас.

Мы с Элли принесли Сэнди цветы.

– Спасибо, что пыталась спасти меня, – сказала Элли, вручая их.

В этот момент мне показалось, что Макбрайд едва сдерживает слезы.

Я думала, что она тут же примется расспрашивать меня, чтобы узнать, что приключилось с Джоном, но она ничего не сказала, даже когда Элли рассказала, как пряталась в норе. Я так привыкла к тому, что Сэнди постоянно сердится, что было странно видеть ее такой бледной и подавленной. Наверное, она расстроилась из-за того, что не смогла убить Джона сама. Билли рассказал мне о том, как Джон сумел похитить Элли. Он начал стрелять в кустах неподалеку от дома, поэтому полицейским, патрулировавшим рядом, пришлось бежать туда, чтобы посмотреть, что случилось. Затем Джон поставил свой грузовик у дома соседей и забрался на наш участок. Он был во дворе и, наверное, собирался ломать дверь, когда Макбрайд отключила сигнализацию, чтобы выпустить Олешку погулять. Джон набросился на нее, но Сэнди успела выхватить пистолет. Джон оставил калитку открытой, и Олешка сбежал. Днем его подобрал наш сосед.

Элли была в спальне, когда «тот плохой дядя» зашел и сказал ей, что Макбрайд попросила его отвезти ее к мамочке в больницу. Сперва Элли не поверила ему, но Джон сказал, что Олешка уже в грузовике. Это ее убедило.

Копы были не очень-то рады тому, что я сбежала, пока они возились с раненой Сэнди, но теперь с этим уже ничего не поделаешь. Мне пришлось дать показания по поводу убийства Джона, и полиция будет проводить расследование, но Рейнолдс сказал, что мои действия не могут быть расценены иначе, чем самозащита.

Эван тоже напустился на меня за то, что я отправилась спасать Элли в одиночку и не стала ждать копов, но быстро успокоился. Думаю, он слишком потрясен тем, что мог потерять меня.

И не только он.

Мне кажется, я больше похожа на своего отца, чем мы думали. Я знаю, что действовала в целях самозащиты, но я все равно убила человека. И не просто человека, а собственного отца. Простит ли меня за это Бог? Я до сих пор не уверена в том, что сама смогу простить себя за это. А больше всего меня пугает не то, что я это сделала, а то, что при этом я совершенно не колебалась.