— Жалейте себя, — оборвал герцог Альсенский, с улыбкой подойдя к нему. — Выстрел был отменным, он раздробил кость, но наш добрый волшебник Грандье исцелил рану. К моему удовольствию.

Действительно. Если бы не Грандье, Дензиль умер бы или потерял руку. Один из благородных господ, наблюдавших за происходящим с другой стороны комнаты, ухмыльнулся и промолвил:

— Так вот кто доставил вам столько хлопот, милорд, что же вы не сказали нам…

Дензиль повернулся на месте и рявкнул:

— Заткнись!

Молчание сделалось абсолютным. Томас отметил, что во всей комнате лишь он один не вздрогнул во время внезапного перехода от светского спокойствия к почти слепой ярости. Он всегда знал, что Дензиль способен на подобное проявление гнева, и то, что молодой герцог скрывал эту черту от своих сподвижников, не удивило его.

Дензиль вновь повернулся к нему уже с прохладцей истинно утонченного знатного дворянина и произнес с улыбкой:

— Родственники — это неизбежное зло.

— До поры до времени, — согласился Томас. Он видел фамильное сходство с Дензилем в чертах обоих мужчин, стоявших у стола, холодную синеву их голубых глаз. Заговоривший, казалось, сожалел о том, что получил столь грубый отпор; второй же наблюдал не без удовольствия. «Если Дензиль преуспеет, я не поставил бы и медяка за то, что хотя бы один из них доживет до конца года». Он спросил:

— А Роланда вы тоже захватили?

— Нет. — Глаза молодого герцога сверкали, лицо чуть раскраснелось от волнения, от упоения собственной властью. Внимательно глядя на Томаса, он решил сразить его наповал. — Равенна мертва.

— Я знаю, — ответил Томас вполне ровным голосом, про себя гадая, не сообщил ли ему Грандье эту новость только затем, чтобы испортить настроение своему союзнику.

Дензиль проявил достаточную выдержку и не выдал даже легкого раздражения; он только с прискорбием покачал головой и сказал:

— Опять этот Грандье. А я так хотел вас порадовать.

В этот самый момент Томас понял — Дензиль велел привести его сюда, чтобы убить. Он сразу заподозрил это, но теперь намерение было просто написано на лице молодого герцога, проступило во всем его поведении. Томас съязвил:

— А вы неплохо скрываете разочарование.

— Вы так думаете? — Дензиль достал из боковых ножен кинжал для левой руки и задумчиво прикоснулся к острию. Это было не то смертоносное оружие с зубастым лезвием и дополнительными выступами, предназначенными, чтобы ломать клинок врага, но элегантный инструмент смерти с удобным длинным клинком и украшенной золотом рукоятью. Томас взглянул в остекленевшие глаза Дензиля и постарался прогнать все мысли из головы. Со словами: — Едва ли вы будете удивлены этим, — герцог нанес ему удар в живот.

В первый момент Томас ощутил лишь силу удара, перегнувшего его пополам. Боль началась потом, когда клинок вышел из раны, открыв разрезанную плоть. Томаса охватила волна ледяного холода, и ноги его подогнулись. Он заметил, что солдаты отпустили его, лишь когда он пал на колени. Горячая кровь потекла по ледяной коже, и сначала ее было на удивление мало. Он еще воспринимал шум в комнате, громкие голоса, но потом отказала рука, и на этом все кончилось.

Откуда-то из теплой тьмы лихорадочного сна до него донеслись голоса.

Гален Дубелл… нет, Грандье сказал:

— Я не обязан объяснять вам собственные поступки.

— Разве? Вы возводите меня на трон, я же обещал вам выполнить ваше сокровенное желание, и вы считаете, что не обязаны удостоить меня объяснением хотя бы в несколько слов! — произнес Дензиль голосом негромким и рассудительным.

— Именно так.

Наступило молчание. Томас умудрился открыть глаза. Скрючившись на боку, он лежал на кушетке; на новом цветном дамасском покрывале осталось пятно крови. Он знал это потому, что левая рука его как раз лежала на этом пятне. Дублет его был расстегнут, рубашка завернута. Было холодно, хотя и не так, как в той комнате, где он находился в заточении. Конечности не хотели даже шевелиться, а отсутствие боли просто потрясало.

Грандье стоял спиной к нему, Дензиль оставался на противоположной стороне комнаты.

Молодой герцог вопросительно поднял брови, но, поскольку Грандье сохранил выжидательную и вежливую позу, продолжил:

— Этот человек — мой враг.

— Меня это не волнует.

Дензиль на мгновение погрузился в зловещее молчание, хотя Грандье отвечал ему столь же кротким голосом. Герцог настаивал:

— Учтите, для вас выгоднее не вступать со мной в противоречия.

— Наверное. Но мы, кажется, уже вступили в них, и посему я не вижу причин отказываться от выбранного мной курса.

— Очень хорошо. Итак, будем считать происшедшее недоразумением. Герцог изящно повел плечами, его ярость выдавала только легкая дрожь. Советую в будущем быть осторожнее.

Томас закрыл глаза, ощущая, как тьма головокружением прокатывается над ним; но прозвучали шаги Дензиля, и дверь закрылась за герцогом.

Снова открыв глаза, он увидел Грандье: качая головой, старик повернулся к нему. Заметив, что Томас очнулся, чародей улыбнулся ему:

— Этот человек, похоже, одержим ненавистью ко всякому, кто не подчиняется его обаянию. Но вам это, впрочем, давно известно.

— Самым интимным образом, — неторопливо проскрежетал Томас. Сарказм вышел автоматически.

Услышав самого себя, он вздрогнул.

Грандье отвернулся, и Томас чуть приподнялся на локте. На одно мгновение боль охватила его внутренности, перегнула, отпустила и оставила бездыханным. Пальцы его нащупали плотный белый шрам в пяти дюймах под сердцем, только и оставшийся от колотой раны. Однако тело еще не забыло ее.

Когда он посмотрел вверх, Грандье сказал ему с удивленной улыбкой:

— А вы везучий человек. Дензиль мог нанести вам более трудную для исцеления рану.

Томас глубоко вздохнул, но боль не возвращалась. Перестала ныть и колотая рана на руке.

— А вы не думаете, что он сознательно сделал это?

Грандье помотал головой:

— Он рассердился потому, что я не позволил вам умереть.

— Нет, потому, что вы реагировали настолько спокойно. Перед тем как нанести удар, он позаботился поведать мне, как вы исцелили его руку после моего выстрела.

Старик на мгновение задумался.

— Полезная мысль.

Он посылал Донтана договориться с Дензилем, подумал Томас. Повезло герцогу; с тем же успехом можно было бы послать овцу торговаться с волками. Грандье направился через всю комнату к круглому столу с горшочками и бутылочками, должно быть, полными аптечных порошков. И, закрывая поплотнее пробки, начал укладывать их в кожаный чемоданчик. Томас хотел было спросить, зачем понадобился чародею живьем, однако решил, что и без того выяснит это через пару мгновений. Он пожалел, что поганый бишранский священник, в тюрьме выслушивавший признания Грандье, не записал никаких подробностей об этом преобразовании обликов. Например, о том, как может избежать такой участи намеченная жертва. Но вне зависимости от своей дальнейшей судьбы Томас хотел узнать одну вещь и спросил: