Неудивительно, что Максу Веберу и многим западным наблюдателям после него казалось, что вероятность распространения в Китае протестантизма, а, следовательно, и индустриализации страны пренебрежимо мала – почти столь же мала, как и дехристианизация Европы. Казалось, Китай мог выбирать лишь между конфуцианским застоем и хаосом, и это делает огромные сдвиги нашего времени еще удивительнее.

Вэньчжоу в провинции Чжэцзян, к югу от Шанхая, – важный промышленный центр. Быстро растущий город (нынешнее население – 8 миллионов человек) пользуется репутацией наиболее подходящего для предпринимательства места в Китае, где господствует свободный рынок, а роль государства сведена к минимуму. В здешнем пейзаже – текстильные фабрики, горы угля – викторианец немедленно узнал бы азиатский Манчестер. Трудовая этика воодушевляет всех, от богатейшего предпринимателя до последнего рабочего. В Вэньчжоу не только работает больше американцев: они и откладывают больше. В 2001–2007 годах, когда американцы транжирили деньги, норма сбережений в Китае превысила 40 % валового национального дохода. В среднем китайские домохозяйства сберегают более Уь заработанных денег. Корпорации накапливают еще больше – в виде нераспределенной прибыли.

Любопытнее всего, однако, следующее: население Вэньчжоу заимствовало у Запада нечто гораздо большее, чем трудовую этику. Речь о протестантизме. Семена, посеянные здесь английскими миссионерами полтора века назад, дали запоздалые, весьма причудливые всходы. Перед Культурной революцией в городе насчитывалось 480 церквей. Сейчас их 1339 (и это только официально разрешенные). Церковь, которую Джордж Стотт построил век назад, каждое воскресенье наполняется до отказа. Другую церковь, построенную КВМ в 1877 году, закрытую во время Культурной революции и вновь открытую в 1982 году, посещают 1200 человек. Есть и новые церкви, нередко с яркими неоновыми крестами на крышах. Неудивительно, что Вэньчжоу называют китайским Иерусалимом. Уже в 2002 году около 14 % жителей Вэньчжоу были христианами. Сейчас их доля, конечно, еще выше. И это тот самый город, который Мао в 1958 году объявил “свободным от религии”! В 1997 году местные чиновники начали кампанию по “снятию крестов”, но теперь они, кажется, сдались. В деревнях вокруг Вэньчжоу общины открыто конкурируют друг с другом, стремясь построить церковь с самым высоким шпилем.

В наши дни христианство в Китае далеко не “опиум масс”[707]. Среди самых набожных прихожан Вэньчжоу, так называемых “христианских боссов”, такие предприниматели, как Чжан Ханьпин, глава “Айхао” (этот иероглиф может означать “любовь”, “праведность” или “хобби”) – одного из трех крупнейших в мире изготовителей пишущих принадлежностей. Ревностный христианин Чжан – живое воплощение связи между духом капитализма и протестантской этикой, точно по Веберу. В 1979 году крестьянин Чжан Ханьпин занялся изготовлением пластмассовых изделий и 8 лет спустя открыл свою первую фабрику ручек. Сейчас у него около 5 тысяч работников, которые ежегодно изготавливают до полумиллиарда ручек. По мнению Чжана, христианство процветает в Китае потому, что оно дает опору людям, изо всех сил пытающимся приспособиться к поразительно быстрой трансформации общества, идущего от коммунизма к капитализму. В современном Китае дефицит доверия, объяснил мне Чжан. Чиновники нередко коррумпированы. Деловые партнеры обманывают. Рабочие крадут у своих нанимателей. Молодые женщины выходят замуж и затем исчезают с заработанными тяжелым трудом деньгами. В продуктах детского питания появляются яды, а школы строят из бракованных стройматериалов. А вот своим товарищам-христианам Чжан может доверять, потому что знает: они трудолюбивы и честны[708]. Как и в протестантских Европе и Америке в первые годы Промышленной революции, религиозные общины в Китае выполняют двойную функцию. Они служат и кредитными сетями, и системой поиска кредитоспособных, заслуживающих доверия партнеров-единоверцев.

В прошлом китайские власти с глубоким подозрением относились к христианству, и не только потому, что оно напоминало о хаосе, вызванном Тайпинским восстанием. Семинаристы сыграли важную роль в событиях на площади Тяньаньмэнь: двое из самых популярных студенческих лидеров лета 1989 года позднее стали христианскими священнослужителями. После подавления студенческих манифестаций прошла еще одна волна репрессий в отношении неофициальных церквей[709]. Как ни странно, маоистский утопизм породил устремления, удовлетворить которые сейчас, когда партийное управление носит характер скорее технократический, чем мессианский, может лишь христианство[710]. Сейчас, как и во времена тайпинов, некоторые китайцы организуют удивительные культы. Приверженцы “Церкви всемогущего Христа ‘Восточный свет’” (активно действует в провинциях Хэнань и Хэйлунцзян) считают, что Иисус уже возвратился на Землю в лице некоей женщины, и ведут кровопролитную борьбу с оппонентами из “Трех ступеней служения”[711]. Среди других радикальных квазихристианских движений – Хухань пай (или “крикуны” – из-за своих шумных богослужений с обязательным плачем), “Церковь всех пределов” (Цюаньфаньвэйцзяо) Сюя Юнцзэ. Власти рассматривают такие организации как сецзяо, потенциально вредные “еретические секты” (к ним отнесено, например, официально запрещенное движение “Фалуньгун”)[712]. Нетрудно понять, почему партия предпочитает реанимировать конфуцианство с его акцентом на уважении к старшим и стремлении к “гармоничному обществу”[713]. И неудивительно, что преследование христиан усилилось во время Олимпиады 2008 года, когда столица подверглась нашествию иностранцев[714].

Заметим, однако, что и при Mao допускался протестантизм, но лишь в рамках “Патриотического движения за тройственную независимость” (самоуправление, самообеспечение и самораспространение, иными словами – за отказ от иностранного влияния любого рода)[715]. Нанкинский собор Св. Павла – типичная официальная церковь “тройственной независимости”. Конгрегация преподобного Кань Жэньпина с 1994 года, когда он вступал в должность, увеличилась с нескольких сотен до 5 тысяч. Кань настолько популярен, что новообращенные вынуждены слушать проповедь по кабельному телевидению в четырех расположенных рядом часовнях. С 1982 года власти пытаются проявлять терпимость и к “домашним церквям” – конгрегациям, члены которых более или менее тайно встречаются и нередко исповедуют американский протестантизм[716]. И в самом Пекине верующие стекаются в неофициальную Церковь Сиона преподобного Цзинь Минжи. Почти все из 350 его прихожан – предприниматели или интеллигенты, почти все моложе 40 лет. Христианство в Китае стало модой. Бывший футбольный вратарь-олимпиец Гао Хун, актриса Лу Липин и поп-певец Чжэн Цзюнь – христиане[717]. Тан И, другие китайские ученые открыто высказывают мнение, что “христианская вера может завоевать Китай и христианизировать китайскую культуру”. Впрочем, Тан считает более вероятным, что “китайская культура может впитать христианство, как случилось с буддизмом… и стать… китайской религией”, либо “христианство сохранит основные свои западные черты и останется субкультурной религией меньшинства”[718].