Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дикона и Дэвида не было весь день. Они обшарили все, где, как им казалось, она могла бы быть; они встречались со всеми, кто хоть чем-то мог помочь им, а когда они возвратились, то даже Дикон был удручен. Его предположение о том, что у нас потребуют выкуп, не сбылось.
В эту ночь мы сделали вид, что отправляемся спать, но всем нам было не до отдыха.
Мы с Дэвидом провели всю ночь в бессвязных разговорах. Джессика отсутствовала уже два дня, и мы начинали опасаться самого худшего.
Мне пришла в голову жуткая мысль. Я ничего не сказала матери, но с Дэвидом все же поделилась ею, так как хотела, чтобы он разубедил меня, сказав, что это не так.
— Дэвид, у твоего отца, должно быть, много врагов.
Дэвид задумался.
Я продолжала:
— У человека с его положением они наверняка должны быть. Он богат, а богатым завидуют. Это может быть своего рода местью.
Слова Дэвида повергли меня в ужас.
— Я уже думал над этим, — сказал он. — Он связан со многими… и не только в нашей стране, но и за границей. И, должно быть, многие хотели бы тем или иным образом навредить ему.
— Я знаю, что существуют всякие тайные дела, в которых участвуют они с Джонатаном.
— Это так. Ты помнишь тех людей, которые пришли переночевать? Им было нужно что-то в его кабинете. Какой-то секретный документ. И они нашли его. Если живешь опасной жизнью, то необходимо быть готовым к тому, что враги нанесут удар там, где ты этого не ожидаешь.
— Значит, кто-то выкрал Джессику… чтобы отомстить Дикону?
Несколько секунд Дэвид хранил молчание. Я знала, что ему хочется успокоить меня, однако врожденная честность не позволяла ему солгать. Наконец, он сказал:
— Это возможно.
Но не стоит думать о худшем, скорее всего, они потребуют выкуп, и мы с этим, наверное, сможем справиться.
— Но почему же похитители не требуют его? Чего они медлят?
— Потому что хотят подержать нас в напряжении.
— Ты думаешь, они заботятся о Джессике?
— Да, обычно в таких случаях поступают именно так.
Живой ребенок представляет для них большую ценность, чем мертвый.
Так мы разговаривали, и, наконец, от крайнего утомления я задремала, но вскоре очнулась от страшного кошмара. Мне приснилось, что я прижимала Амарилис к себе, а кто-то пытался вырвать ее у меня.
— Все хорошо, — донеслись до меня слова Дэвида. — Все хорошо.
Я открыла глаза.
— Думаю, лучше не спать, — сказала я.
Мы смотрели, как наступает рассвет. «Еще один день! Еще одно тягостное бдение! Что оно принесет?» — спросила я себя и задрожала, пытаясь прогнать мысли, которые родились у меня в голове.
Я ощутила внезапную потребность выйти из дома, пройтись по саду, поискать еще раз.
— Я не могу здесь оставаться! — закричала я. — Пойдем в сад.
— Хорошо, — произнес Дэвид. Он накинул мне на плечи плащ.
— На улице холодно, — сказал он, — и трава сырая.
Мы открыли дверь и вышли на крыльцо. Там что-то лежало. Мне показалось, что это сон. Затем меня охватила волна радости. Завернутая в одеяло, там лежала Джессика. Я подняла ее. Дэвид не отводил от нее глаз. Она открыла заспанные глазки, взглянула на меня, широко зевнула и снова закрыла их.
— Это она! — закричала я. — Она!
Я вбежала в переднюю с криком:
— Ее вернули!
Джессика здесь!
Первой появилась моя мама. Она подбежала и выхватила у меня спящую Джессику. Затем подошли Дикон, Грейс Сопер и все слуги.
— Она снова здесь! Она снова со мной! — кричала матушка, и я подумала, что от радости она лишится чувств.
Дикон взял Джессику на руки.
— Она хорошо выглядит, — сказал он.
Мать вырвала ее у него.
— Она здорова, — шептала она. — Ей не причинили вреда… О, моя крошка!
Джессика открыла глаза, криво улыбнулась и, увидев свою мать, разразилась ревом.
* * *
Когда радость от возвращения Джессики улеглась, нам стало немного не по себе. Мы спрашивали себя: «Кто мог сделать это? И с какой целью?»
Было ясно, что за ребенком во время его отсутствия хорошо ухаживали, и, казалось, что она приняла свое возвращение в семью без особых проявлений восторга — хотя она и улыбалась, когда матушка прижимала ее к себе.
Кто подверг нас этим, казалось бы, ненужным страданиям? Мы не могли об этом забыть, и эти воспоминания тяготели над нами, омрачая наши дни. Малышек ни на секунду не оставляли одних. По утрам мы с матерью первым делом спешили в детскую, чтобы убедиться, что с ними все в порядке. Грейс распорядилась, чтобы ее кровать перенесли в детскую спальню, и говорила, что во время сна у нее один глаз и одно ухо бодрствуют.
Ее племянница, приятная девочка лет четырнадцати, была принята в няньки; ее комната находилась рядом с детской, так что она тоже была настороже.
Но мы уже никогда больше не чувствовали себя в полной безопасности.
В сентябре в Эверсли приехали Джонатан и Миллисент; они собирались остановиться в доме всего лишь на несколько дней, а затем возвратиться в Лондон, по дороге ненадолго посетив Петтигрю-холл.
Вернулось беспокойство, которое я всегда испытывала, когда Джонатан находился со мной под одной крышей. Я пыталась найти изменения, произошедшие в нем со времени женитьбы. Мне это не удалось. Зато Миллисент изменилась: она стала более мягкой, более довольной жизнью, и я поняла, что она счастлива в браке.
«Она, безусловно, будет находить в Джонатане дивного мужа, — подумала я, — до тех пор, пока не обнаружит его истинную натуру».
Джонатан совсем не изменился: был дерзким, совершенно лишенным сдержанности, как всегда, отвергающим условности, когда ухитрялся оказаться со мной наедине.
Малышки спали в саду в своей коляске, совсем как в тот день, когда исчезла Джессика. Возле коляски сидели, беседуя, матушка, Грейс Сопер и ее племянница.
Я собирала осенние цветы. У меня в корзинке было несколько пурпурных астр и маргариток, и, когда я срезала их, Джонатан подошел и встал рядом со мной.
— Какая радость снова видеть тебя, Клодина! — сказал он. — Я скучал по тебе.
— Неужели? — спросила я, надрезая стебель маргаритки.
— Конечно. Разве я стал бы так говорить, если бы это не было правдой?
— Стал бы, — ответила я.
— Тебе приятно видеть меня?
— Маме нравится, когда вся семья собирается вместе под одной крышей.
— Что за манера у тебя уходить от ответа? Тебе следовало бы быть в парламенте или на дипломатической службе.