Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дрожащей рукой он коснулся ее лица, золотых локонов и светло-карих глаз.
Из трещины в ее голове выползла сколопендра и упала на пол.
А затем Норий увидел их…
Детские рисунки на стене шкафа и десятки, сотни, тысячи записок.
Его слова обращение к дочери.
«Будь послушной…»
«Старайся лучше учиться…»
«Научись играть оду Лимреи…»
Бесчисленные бумажки посыпались из шкафа.
Норий отступил всего на шаг.
Но этого было достаточно слова на записках, исказились.
Неровные линии сложились в портрет.
Бельчонка с человеческими зубами.
Норий знал эту … тварь.
Обитателя Изнанки.
Ноги Нория подкосились.
Он сел в кровавую лужу.
У Нория ван Астры была дочь,
и она так хотела угодить суровому отцу,
что сама того не ведая заключила темный пакт.
И исчерпала то немногое чем могла за него заплатить.
А теперь у нее забрали последнее.
Жизнь.
Норий расплакался, прижимая сломанную куклу к разбитому сердцу.
Он осознал… У Нория ван Астры нет больше дочери.
6.6 Тропой сноведений
Очередная дверь осталась позади и приглядевшись Асса заметно оживился. Они оказались внутри уютного дома и хоть вокруг царил полумрак, но не узнать знакомый интерьер было попросту невозможно.
— О, знакомое место! Постоялый двор «Сердце Розы»! Хотя нет, тогда у него было другое название… Погоди, а почему тут все такое чистое и уютное?
Из большого зала раздались веселые голоса.
Мужчина в маске ворона смеялся над шуткой женщины с медно-рыжими волосами и зелеными глазами, что стояла у барной стойки и качала на руках младенца.
Словно пламя камина она освещала и согревала все вокруг себя.
— А вот и причина.
— Алатея? Так вот какой она была. Не удивительно, что, когда она умерла, постоялый двор стал таким мрачным местом.
Позади них двое прыщавых подростков толстый и низкий, и, худой и длинный, скрипя зубами и пыхтя таскали вещи с гербом грифона по лестнице, а те и не думали заканчиваться.
Из кухни показался любопытный зеленый глаз, но тут же скрылся.
По лестнице спустилась красивая тень, но тут исчезла за входной дверью.
— Энни?! Ну вот уже убежала. — Всплеснула руками женщина той вслед. — А я только хотела попросить ее уложить Лили.
— Вся в делах?
— Да, с тех пор как ей стали приходить эти «крупные» заказы.
— Ну хоть вся в работе, а не в кавалерах. — Хмыкнул Ворон.
— Вот уж не знаю, что лучше… Как ваш сын поживает?
— Бороздит моря. Подальше от этого ворчливого старика.
Входная дверь, вновь открылась в нее вошел крупный мужчина с обеспокоенным выражением на лица, в его руке было письмо, на котором не хватало только крупных пометок «долги» и «угрозы».
— Погоди это он? Правда, он?! Не верю! Ну и запустил он себя после смерти жены.
Женщина окликнула вошедшего.
— Роа, дорогой! Забери, пожалуйста, Лили. Ей давно пора в кроватку. — Однако, видя встревоженное лицо мужа Алатея, забеспокоилась. — Что-то не так?
На лице мужчины возникло сомнение, он открыл было рот, но их прервал шум падения одного из сундуков и последовавшую за этим брань.
Маленькая девочка проснулась от шума и со слезами на глазах потянулась к отцу.
Тот отрицательно тряхнул головой, подальше убирая тревожное письмо в задний карман брюк.
Когда жена вновь посмотрела на него, он ей улыбнулся.
— Нет, всего лишь небольшое недоразумение. Я со всем разберусь. Дорогая тебе стоит позаботиться о наших гостях.
Женщина не успела возразить, когда мужчина приподнял брови и кивнул на обедающего у окна Эвана, выглядел тот неважно и постоянно чихал.
— Апчхи!
Женщина печально вздохнула, но улыбнулась и заговорщицки подмигнув мужу и старику в маске ворона, направилась к ребенку.
Роах, укачивая Лили и напевая колыбельную, направился вглубь дома. Плачущая маленькая девочка, почти сразу успокоилась и засмеялась. А письмо, что так и торчало у него из заднего кармана штанов, сменило цвет с белого на черное.
Семейное счастье, но над ним уже нависли мрачные тучи.
Кром на миг помедлив тоже удалился. Пробормотав себе под клюв:
«— Да-с, есть вещи, с которыми могут справится только женщины…»
Уже спустя пару минут со второго этажа лестницы раздалась его каркающая ругань и приказы, и подростки ускорились вдвое.
Девон не стала заходить в зал, лишь высунув голову в проем, посмотрела вправо, влево.
— Не намека на кинжал или подозрительных незнакомцев. Двигаемся дальше.
С этими словами она направилась к входной двери. Оберег над дверью попытался преградить ей путь пышным кустарником загораживая ей дверь, но та, не, обращая на него внимание, пнула дверь и вышла наружу.
Не справившиеся со своей работой обереги пожухли от позора, а затем и вовсе исчезли во вспышке синего пламени.
* * *
Эван на мгновение удивленно моргнул словно что-то привлекло его внимание на периферии зрения, а затем исчезло.
— Юный мастер Эван! Меня зовут Алатея. Я хозяйка этого постоялого двора. Как вы? Устали небось с дороги?
Совсем юный Эван смущенно ей кивнул. Видя его мешки под глазами и болезненный вид, та печально покачала головой.
— А знаете что? Вас мы поселим в мансарде под крышей. Этой ночью собирается дождь и нет лучшего лекарства от плохих снов и тревог, чем песня бурь и штормов. А уж если я приготовлю вам мой особый согревающий напиток!
— Пожалуйста, давайте на ты, я не привык…
Алатея глубоко вздохнула, а затем сделала то, что Эван никак не мог ожидать. Она нежно по-матерински его обняла и прошептала то, что никто и не подумал сказать после смерти его матери.
— Ты не в чем не виноват. Я знаю тебе страшно. Ты потерял родного человека, а теперь покидаешь отчий дом. Но перемены — это не всегда плохо. Первое время после зимы пугает даже весна, вокруг слякоть, грязь. Но это нужно пережить, и тогда обязательно придет тепло, и расцветут цветы. Все будет хорошо.
На глазах Эвана заблестели слезы. Впервые со смерти матери он почти позволил себе заплакать.
— Не сдерживай себя. Поплачь и тебе сразу полегчает.
— Нельзя, ван Астры никогда не плачут!
— Какая глупость. Думаю, ты неправильно понял. Слезы — это тоже лекарство. И держать внутри эту боль не стоит. Нужно отпускать ее. А если тебе страшно, что подумают люди, тогда поплачь в одиночестве. Хотя бы иногда, особенно когда тебе очень грустно и плохо. Иначе вся эта гадость накопится внутри и не останется места для чего-то хорошего.
— Вы тоже плачете, когда вам грустно?
— Разумеется. Женщинам с этим проще, чем мужчинам. Столько