– Будет исполнено, ваша светлость.

* * *

Какой- то экипаж уже стоял около старого домика привратника. Дыхание лошадей клубилось в морозном воздухе белыми облачками пара. Маленький, переживший несколько столетий домишко находился почти в двух милях от Саутгейт-Холла, на краю густого леса. Мимо него вилась тропка, в давние времена служившая подъездом к господскому дому. Однако она была заброшена, после того как много лет назад проложили более прямой путь к нему и построили новую сторожку.

Николай оставил свой одноконный экипаж и, потрепав гнедого по крутой блестящей шее, направился в домик. Погода стояла холодная, но она ничуть не походила на привычные ему жестокие русские зимы, которыми он наслаждался большую часть своей жизни. Однако ему хотелось, чтобы эта встреча поскорее закончилась и он мог вернуться домой, к Эмме. Будь они прокляты, прихоти его тестя! Хоть Николай и признавал, что обязан им потакать.

Толкнув тяжелую деревянную дверь, Николай вошел в помещение, промозглое и тусклое. Дневной свет едва сочился в маленькие грязные оконца. Стараясь приспособиться к переходу от яркой белизны снаружи, Николай поморгал глазами.

– Ладно, Стоукхерст, - сказал он, - говорите, в чем дело.

Но откликнувшийся голос принадлежал вовсе не Стоукхерсту. Он был тихим, злорадным и враждебным:

– Вы, наверное, не привыкли к такой жалкой обстановке, не так ли? Князю Николаю подавай только самое лучшее. Роскошный дом, деньги, красавицу жену, но теперь все это будет отнято. Отнято человеком, которого вы ограбили дочиста.

Говоривший сделал шаг вперед, и Николай узнал Адама Милбэнка.

Ошеломленный, не понимая, что происходит, Николай уставился на него немигающими глазами:

– Какого черта вам надо?

Милбэнк взмахнул рукой, в которой оказался зажат пистолет с длинным дулом.

– Я хочу мщения, и этим я его добуду! Вы позавидовали тому, что было у меня с Эммой, и забрали ее себе. Думаете, вы лучше меня? Так вот, Ангеловский, между нами нет почти никакой разницы. Мы оба недостойны ее! - Адам тщательно прицелился и начал большим пальцем отводить курок. - Это пистолет Стоукхерста. Я застрелю вас и брошу его здесь… во владениях герцога. Вы с ним сговорились против меня. Теперь настала пора возмездия.

– Вы глупец, - почти ласково проговорил Николай, не сводя глаз с пистолета, который прыгал в руке Милбэнка, выдавая его безумное возбуждение. - Никто не поверит, что это сделал Стоукхерст.

– По крайней мере это бросит тень на славное имя, которым он так гордится. А мир станет лучше и чище без тебя, себялюбивый русский ублюдок!

– Как вы думаете, что произойдет потом? - осведомился Николай, переводя взгляд с оружия на вспотевшее лицо Милбэнка. - Вы кончите петлей палача. Эмма вам все равно не достанется. Она не хочет иметь с вами ничего общего.

– Она хотела меня, пока вы зверски нас не разлучили! - Пистолет дернулся, и в ответ невольно дернулся Николай. Адам хрипло засмеялся. - Вы правы, Ангеловский, вам следует бояться. Я действительно собираюсь это сделать. Я убью вас без малейшего сожаления, как муху. Но сперва станьте на колени. - И когда Николай заколебался, ярость Милбэнка, казалось, удвоилась. - На колени! На колени! Немедленно! Хоть раз я увижу вас униженным.

Николай медленно опустился на колени, неотрывно глядя на противника, хотя его трясло от гнева и протеста.

– Я начал обдумывать этот план, когда услышал, что вы женились на Эмме, - продолжал Адам. - С того момента ваша жизнь не стоила и шиллинга.

Николай облизнул пересохшие губы:

– Вы пожертвуете своей жизнью ради мести? А как же ваша жена?

– Моя жена? - повторил Адам и горько рассмеялся. - Толстая жалкая курица, которая вечно клюет всех вокруг. Каждый раз, глядя на Шарлотту, я вспоминаю, что по вашей вине оказался с ней. А вам досталась Эмма, вам, который заслуживает ее меньше всех на свете!

– Этого я не отрицаю, - тихо произнес Николай.

– Эмма будет благодарить меня до конца дней своих за то, что я собираюсь сделать.

– Нет, Адам, - раздался с порога голос, ошеломив обоих мужчин. Они были так поглощены спором, что ни один из них не заметил тонкую фигурку, проскользнувшую в приоткрытую дверь.

Эмма стояла перед ними. Подол ее юбки отсырел от мокрой земли, белеющее в полумраке лицо казалось осунувшимся и угловатым. Николай никогда не видел у нее такого пронзительно сверкающего взгляда, словно она находилась в гипнотическом трансе. Она шагнула вперед, держа в руке пистолет, притом гораздо тверже, чем Адам.

– Это безумие. Перестаньте наставлять эту штуку на Николая. Если тронете хоть волос на его голове, я вас пристрелю.

– Эмма, убирайся отсюда! - рявкнул Николай, похолодев от ужаса. Его жена, его ребенок! С ними не должно произойти ничего плохого, что бы ни случилось с ним самим.

Адам едва глянул на Эмму.

– Я не хочу убивать его у вас на глазах. Но сделаю это, если придется.

– Ради Бога, зачем вам это? - напряженно спросила Эмма. - Вы что, пытаетесь напугать Николая? Что ж, вы преуспели в этом: нагнали страха на нас обоих. А теперь уберите пистолет.

Адам становился все более хмурым и встревоженным. Пистолет качнулся в его руках.

– Вы должны быть мне благодарны за то, что я собираюсь избавить вас от него. Разве вы не этого хотите, Эмма? Вы не можете любить это чудовище, вы хотите освободиться от него!

– Нет, не хочу. - У нее заметно задрожал подбородок. - Немедленно прекратите ломать комедию, Адам!

– Проклятие, Эмма! Уходи, пожалуйста, - в отчаянии взмолился Николай. Господи милосердный, неужели судьба снова разлучит их? После всех мук, через которые он прошел, после всего, что узнал, неужели он окончательно ее потеряет? Из прошлого донесся до него горестный шепот Емелии: "Я никогда больше не увижу тебя. Это правда?" - "В этой жизни - нет".

– Эмма, убирайся отсюда! - резко повторил он.

– Ни слова больше! Молчите! - прокричал Адам, глаза его горели ненавистью. Лихорадочный взгляд вернулся к Эмме. - Я не понимал, какие чувства к вам испытывал, пока не потерял вас. И я должен это сделать. Не могу допустить, чтобы он выиграл. Если я позволю ему уйти безнаказанным, то больше никогда не буду чувствовать себя мужчиной. Никто и никогда не верил, что я любил вас, Эмма, даже вы сами. Только таким образом я смогу это доказать. Тогда вы поймете.

– Не надо ничего доказывать, - промолвила Эмма. - Я вам верю. - Она почувствовала жжение слез, выступивших в уголках глаз. А внутренний голос ее вопил в ужасе: "Только не тронь его, пожалуйста!" Она сморгнула слезы, продолжая твердо направлять пистолет на Адама. - Но я не люблю вас, Адам. Я была одинокой, неуверенной в себе, а вы льстили мне и заставляли ощущать себя нужной, желанной. По своей незрелости я приняла это за любовь.