Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хорошо, ответил Фабрицио взглядом. Луны не было, даже за толстыми окнами. Луна никогда не заглядывала сюда. Раздался скрип.
Это было очень опасно. Для нее, для него. Фабрицио рисковал всем ради нее, и она знала это.
— Если бы ты встретил меня при других обстоятельствах, не в этом проклятом кондоминиуме, что бы ты сделал? — ее тон стал мечтательным, словно они оказались не здесь, не в этой комнате, не в этой жизни.
Темнота снаружи не будет длиться вечно. Они не знали, что еще случится. Но знали, что у них мало времени. Мало времени. И даже не касаясь друг друга, они соединялись в объятиях.
— Не знаю… Я бы пригласил тебя на ужин к себе домой.
— Пригласил на ужин? Это все, что ты можешь придумать? Пригласить на ужин к себе домой? — она улыбнулась, несмотря на отчаяние.
— Я никогда никого не приглашал к себе домой на ужин.
Ее глаза вспыхнули счастьем в тусклом свете. Счастьем в сердце этого ужаса. За занавесками было что-то, шевелилось, перемещалось, не останавливалось ни на секунду. Да, но сейчас, именно в эту минуту они были вместе.
И что-то должно было случиться, потому что Фабрицио нарушил все правила и импульсивно обнял ее. Она отбросила всякое сопротивление, и позволила поцеловать себя, и, в свою очередь, поцеловала его, прижалась к нему всем телом. Как отказаться от того, что притягивало их друг к другу? Как предотвратить взрыв, который случится сейчас, в этой комнате? Как не закричать? Как не заплакать?
Франческа застыла. Отодвинулась от него на сантиметр.
— Когда ты впервые пришел ко мне, — дыхание. — Когда ты попросил у меня гаечный ключ. День, когда исчезла Тереза.
Он слушал.
— Ты сказал мне, что раковина сломалась.
Он слушал.
— И что ты должен быстро починить ее, потому что… ты пригласил кое-кого на ужин, — какая-то птица издала длинный глухой свист. — Или я что-то путаю? — старые стены скрипели. — Фабрицио!
Было неясно, что таилось в этом голосе.
Фабрицио немного отстранился, совсем ненамного. Теперь они больше не являлись единым целым. Прошло неизвестно сколько времени, а потом он сказал:
— Это неправда.
— Как это — неправда?
— Это было просто оправданием. Я хотел познакомиться с тобой. Я должен был познакомиться с тобой, Франческа. Я только и делал, что думал о тебе. Я увидел, что твоего мужа и Эммы нет дома, и пришел.
— Как ты узнал, что их нет?
— Я следил за тобой, Франческа. С самого начала.
— Но ты мог бы придумать тысячу других причин, чтобы встретиться со мной. В миллион других дней, — она посмотрела на него очень внимательно, готовая поверить всему, что он скажет.
— Это единственное, что пришло мне в голову: гаечный ключ.
— Гаечный ключ, чтобы починить раковину к ужину, которого у тебя не было и не могло быть? — она пыталась переубедить свой разум.
Взрыв. Воспоминания о тех месяцах. Но она не хотела видеть эти воспоминания. И все же с ее губ сорвался вопрос:
— Почему ты всегда один? Фабрицио, пожалуйста, ответь мне.
Он стоял перед ней и молчал. Высокий, сильный.
Глаза такие темные.
Ты никогда не отвечаешь, хотелось ей крикнуть, но приходилось шептать, потому она закричала шепотом.
— Что с тобой? — она его оттолкнула. — Почему ты никогда ничего не рассказываешь? Я ничего о тебе не знаю.
Он уставился на нее. Он не двигался.
— Поговори со мной хотя бы один раз, черт! — она толкнула его снова, сильнее.
Она всего лишь просила окружавших ее людей поговорить с ней. Но никто с ней не разговаривал. Девочки заворочались во сне. Он не ответил.
— Почему у тебя нет детей? Почему у тебя нет женщины? Почему ты не можешь быть нормальным? Почему ты не можешь быть таким, как все?
Эти мысли тебе вкладывают в голову жильцы, ты так не думаешь! Это они! Он говорит, что солгал, чтобы узнать тебя поближе! Безобидная ложь, чтобы познакомиться с тобой! Она слышала голос дома, это был он, никаких сомнений, но это совершенно невозможно.
Он не двигался.
— М-да, ты не отвечаешь. Ты никогда не отвечаешь! Виолончель. Это все, что для тебя важно. Как ты можешь быть всегда один? Никто не хочет быть один.
Взрыв. Воспоминания, долгие месяцы, сломавшие ей мозг. Что-то пошло не так. Но она не хотела, не хотела, чтобы что-то исчезло. Такого не могло быть.
— Никто не хочет быть один, — мягко повторил он. И она посмотрела на него, все еще полная надежда. Такого не могло быть.
— Почему ты никогда не говорил мне, что был женат?
— Но какое это имеет значение, Франческа?
— Почему твоя жена вдруг сбежала из дома?
Это не твои слова, Франческа, это слова Колетт! Ты не такая!
Фабрицио провел рукой по липу. И снова промолчал.
— Почему ты не сказал мне, что все малыши во дворе больше не ходят к тебе заниматься?
— Франческа, на что ты, черт возьми, намекаешь, — сказал он, разводя руками, как бы говоря: только посмотрите на нее.
Эта женщина. Эта маленькая девочка. «Если бы она была дочерью Фабрицио, это было бы намного лучше», — снова услышала она голос Колетт. Темноволосая женщина с красивой белокурой малюткой на руках, лицо этой девочки — ошеломленное, а не застенчивое, как она сначала подумала, на маленьком личике такое выражение, будто ребенок никого тут не знает. Женщина передает ребенка в руки Фабрицио. Дверца машины закрывается за ребенком. Фабрицио исчезает на несколько дней. Но нет, о чем ты думаешь?!
Он подошел к ней:
— Я был с тобой, Франческа. Когда мы услышали крики во дворе в тот день, когда исчезла Тереза, я был с тобой. Ты же знаешь.
Воспоминание потрясло Франческу. Фабрицио на пороге ее дома, впервые. Потный. Возбужденный. Как если бы… Нет. Это невозможно. Она больше не контролировала свое тело, и это тело попятилось.
— Но у тебя было время… сделать это… сначала… А потом пойти ко мне, — она замолчала. Не верила в то, что говорила. — Ты был весь потный, когда пришел, — она снова замолчала, недоверчиво. — Время, чтобы… время, пока Марика не заметила, что ее дочь исчезла. Время, чтобы прийти ко мне.
Он подошел ближе. Она застыла. Он остановился.
— Это невозможно. Ты же знаешь. Это невозможно.
— Ты был весь потный.
Он положил руки ей на бедра.
— Подожди, — сказала она. Оттолкнула его.
Еще одно воспоминание. Как она бежала ночью, без мобильного телефона. И он оказался там и