– Ха-ха-ха-ха-ха! – Дед рассмеялся от души, но всё же шумно сглотнул слюну, выделившуюся при упоминании о домашней еде; затем мужчина ехидно улыбнулся и искоса глянул на младшую спутницу. – Ладно, давай спи, я первый дежурю. Хе-ех, пользуйся случаем, пока есть кому охранять твой сон.

– Та-а-ак, ты опять за своё? – Девушка показала старшему свой маленький, но крепенький кулачок и грозно им потрясла.

– Ладно-ладно, вот и пошутить уже нельзя старику. А если серьёзно, то всё-таки постарайся хорошо выспаться. Думаю, нужно ещё один кружок вокруг планеты нарезать для закрепления пройденного материала. На этот раз, конечно, всё будет гораздо проще, потому как от армии врага остались одни разрознённые… э-э… недобитки. Но и нельзя недооценивать загнанных в угол бойцов, могут выкинуть такой фокус, до которого ни один легендарный полководец не додумается. Всё, теперь спи. Спокойных снов.

Девушка, которая первой употребила свой рацион, послушно закрыла глаза и закупорилась в спальнике изнутри.

Мужчина дождался, пока его брикет разогреется, и достал пищу. Закрыв прозрачную крышку микроволновки, он потянул свой рацион за уголок, чтобы откупорить, как вдруг застыл, подняв глаза и пристально глядя на спальный мешок, в тёплом нутре которого спряталась младшая напарница.

Прошептал едва слышно:

– Это тебе, свет мой, точку мира отыскать суждено… А ей судьбою было предназначено идти в точку войны.

Спальня – место священное. Это само собой разумеется для семейного уклада в культурах практически всех известных мне народов. В спальню нет хода случайным людям, на ложе любви – пространство и время только для супругов…

Небольшая, уютная комнатка с низким потолком, зашторенное окно. Из всей мебели только высокий комод и двухместная кровать, очень удобная и, конечно, не скрипит. Белоснежные простыни. В подушку, вперемешку с перьями, набиты специальные, для «этого дела», травы, уж не знаю какие. На стенах сплошь ковры, расшитые под местное этно, к светло-голубому потолку подвешены аромалампы, пол усеян множеством мелких подушечек.

Я думаю о Тич, вернее, о том, чувствует ли она хоть что-нибудь, подкладывая своего мужа под других женщин. Конечно, в случае нашей семьи ни о какой ревности или о супружеских правах-обязанностях речь не идёт… но есть ли у неё хотя бы элементарное уважение к супругу? Мы ведь совершенно официально, по законам Локоса, женаты. Неужели она считает, что нет никакой разницы между мной и Алексом? Он, услышав предложение Жана, спросил:

– Вы нам предлагаете исполнить роль быков-осеменителей, я правильно понял?

– Не совсем так. Я, скорей, позразумевал… – начал юлить вождь рода.

– Нет-нет, лично я вполне согласен, – заверяет Алекс, плотоядно облизывая губы, – может, у вас за это ещё и приплачивают?

Ну не сволочь, а?!

Впрочем, ладно. Хозяин сам настаивал на том, чтобы великие воины облагородили кровь его династии. Хватит мысленно скулить, боец, смирись. Ты навсегда останешься для неё всего лишь хранителем тела, а не его «совладельцем», пора бы уж попривыкнуть, особенно после событий, которые привели к её беременности. Самое ужасное, но и прекрасное, что я жду этого ребёнка, как своего.

Тегр Лиин Пален, ты растворился в женщине, которую любишь. Рано или поздно это тебя погубит. Вот и славно. Иначе – ради чего жить? В любом случае ничего другого и не осталось, как выполнять приказ. Задача поставлена верховной главнокомандующей армии, которой больше нет, но этот факт вовсе не значит, что её верный солдат уже освобождён от данной присяги. Ты всё ещё живой, сын Локоса, и пока жив, будешь хранить эту женщину. Тич Эйлес Кена, дочь Локоса, обязана выполнить миссию, возложенную на неё миром, которого больше… нет???

Если телохранитель полюбил хранимое тело – это исключительно его проблема. Личное отношение ни в коем случае не должно влиять на ход выполнения операции.

Пинками затолкав остатки сомнений в подвалы сознания, я морально готовлюсь исполнить текущую задачу чётко. Другой солдат, оказавшись на моём месте, сомлел бы от радости… Ещё бы! Придётся не кишки выпускать и не головы рубить, а сбрасывать груз семени, накопившийся за долгие месяцы похода. Любому здоровому мужскому организму это жизненно необходимо, а я ведь в отличие от нашей Родины жив-здоров, грех жаловаться…

Первая оказалась девственницей. Тоненькая, на вид слишком юная, хоть и вполне сформировавшаяся физически. Я опешил поначалу и растерялся не меньше её. Мы неуклюже, как старшеклассники, с нарочитой страстностью вертелись под одеялом, пока мне эта возня не осточертела. Стремясь побыстрее закончить, я решительно и напористо сделал её женщиной.

Сколько ей лет по-нашему исчислению? Возможно, тринадцать-четырнадцать? Она, отдышавшись, поднялась с постели, смахнула с личика пот и слёзы, поблагодарила меня и принялась менять постельное бельё. Я в это время стоял голый у окна и наблюдал за тем, как играют во дворе дети. Краем глаза приметил, что, уходя, она обернулась на пороге и посмотрела на меня в точности так, как смотрят собаки на своих хозяев.

Прошло некоторое время. Я, раскинувшись на свежих простынях, задремал было. Но тут зазвучала медленная, тягучая музыка, и, шурша полупрозрачными одеяниями, в спальню вплыла следующая девушка, постарше. Она оказалась по-настоящему красивой, но без смазливости, скромной, но без излишнего жеманства, сексуальной, но без пошлости. Тонкие черты нежного лица, стройное тело, густые и длинные, до самой талии, русые волосы. Моё тело меня сразу выдало, и девушка плавно перешла от стриптиза к ласкам… хотя в биологическом смысле эта девушкой уже не была, к счастью.

Несколько часов кряду мы соревновались в любовных утехах, пока она, изнеможденная, не упала с кровати на хаотично разбросанные подушечки. Да, настолько бурного постельного «поединка» у меня раньше не случалось! Если бы ещё не испортил послевкусие упрёк, копошащийся на дне души, теребящий перетянутые струны совести… Прочь, прочь, сомнения! Тич сама мне разрешила, даже более того, практически заставила пойти на это. Тогда почему внутри появилось ощущение, будто я изменил любимой жене?.. Причём именно сейчас возникло, а не после ухода первой девушки.

Пока я занимался самобичеванием в глубоких подвалах сознания, другая дочь Жана неслышно испарилась. Могла бы, как первая, поменять постельное… Хотя – уже незачем. Я весь измочален, на продолжение нет сил, да и пора выходить в люди, скоро вечернее представление.

Я встряхнулся, исполнил несколько дыхательных упражнений, подбадривающих организм, и принялся одеваться. Не тут-то было…

В коридоре послышалась быстрая поступь, будто кто-то бежал. Буквально ворвалась, не прикрыв за собой дверь, из одежды – золотой ножной браслет на левой щиколотке и бриллиантово посвёркивающая серёжка в носу, загорелая вся, с крупными, неестественно белыми зубами, и губы в половину лица. Выше меня на голову, широка в кости, как для женщины, и формы слишком пышные, правда, без жировых складок. Мясистая и слегка старовата, как для дочки, или я что-то не понимаю?.. И эта роскошная женщина в прямом смысле припёрла меня своими грудями к стене, размера четвертого, однако, несмотря на это, упругими, не обвисшими, задорно стоящими. Не успел я и словечка обронить о том, что, мол, не хочу, хватит с меня, устал, как мой рот уже был заполнен её шершавым языком, а руки её совершали такие манипуляции с определенными частями тела, что острое возбуждение, к моему удивлению, не просто зашевелило изнурённую мужественность, а вздыбило с новой силой. Она всё делала сама, и свежая постель не понадобилась, потому что мы совокуплялись везде, только не на кровати. С дикими воплями, утробными стонами и животным рычанием, причём фактически все звуки издавала она. Я, буквально раздавленный роскошными формами, издавал разве что придушенное урчание. Как профессионалке, ей бы просто цены не было, с такими талантами! Я держался, как мог, но партнёрша, используя какие-то массажные приёмы, всё не давала мне завершить. Моё сердце едва не взорвалось вместе с мозгом, не выдерживая давления пресса наслаждений, и если бы она сама не захотела финала, то я бы просто умер, наверное…