— Я кое-что придумал.

— Очень интересно, — с трудом улыбнулась она.

— Ты могла бы заказать на фабрике резинового меня. — Он выглядел очень серьезным. — Я бы одолжил тебе парочку своих костюмов и ты могла бы одевать резинового меня по своему вкусу. А если покрутишь попкой в отделе нанотехнологий, ребята наделят резинового меня искусственным интеллектом. Такой специальный пакет «Интеллект лайт». Чтобы резиновый я не сильно нагружал твою головку.

— Если ты хотел меня оскорбить…

Лайонел улыбнулся.

— Я думал, мы просто болтаем.

Она знала, он ждет, что она с гордо поднятой головой уйдет, как всегда делала, но Анжелика решила его удивить — тоже улыбнулась и сказала:

— Ну конечно, извини, я какая-то взвинченная сегодня!

Он долго молчал, уже без улыбки глядя на нее. Под взглядом ледяных глаз ей стало не по себе, она не видела в них восхищения.

— Я редко испытываю подобное, — наконец заговорил Лайонел. — Мне тебя жаль. Можно долго шутить на тему, что ты делаешь с моей и без того завышенной самооценкой, но я, пожалуй, воздержусь. Втоптать себя в еще большую грязь ты и сама вполне способна.

И он быстро пошел по аллее в сторону бассейна, где кучковались остальные гости. Анжелика от него не отставала.

— Убегаешь, потому что боишься поддаться соблазну!

— Боюсь тронуться умом, — парировал он.

— Я хочу тебя!

Лайонел резко обернулся, и они чуть не столкнулись головами.

— Не нужно орать на весь сад, все и так об этом знают.

— Не хочешь скандала на глазах у рыжей шлюшки, да?

Он усмехнулся.

— Скандала? Ну попробуй! А то мы не наняли клоунов.

Анжелика в мгновение ока обвила руками его шею, но в ту же секунду он отцепил ее и отшвырнул от себя. Девушка отлетела на метр и упала на мраморную дорожку. Зрители собрались тут же, и Катя стояла ближе всех к Лайонелу.

Он подошел к ней, поднес ее руку к губам и, как ни в чем не бывало, поинтересовался:

— Тебе не скучно?

Анжелика заметила протянутую к себе черную пятерню. Она с достоинством королевы приняла помощь оборотня. Гости качали головами, кто-то смотрел на нее презрительно, кто-то надменно, кто-то сочувственно. Достались укоризненные взгляды и виновнику торжества.

Йоро, глядя на него, со вздохом пробормотал:

— Наш истинный джентльмен.

Рядом появился Георгий, положил руку ей на пояс и сказал:

— Самоутверждаешься, Лайонел, бросая на пол слабых женщин?

Тот беспечно флиртовал со своей девчонкой, но на эту фразу обернулся.

— Женщинам, которым нравится валяться в ногах, на полу — самое место.

Георгий покачал головой.

— Не может тот, кто оскорбляет публично женщину, называться мужчиной.

— Не стоит рассуждать о мужчинах тому, кто сам это звание оставил между двух красивых ножек.

Анжелика убрала с талии руку Георгия и выступила вперед.

— Не знаю, о чем вы тут, мальчики. Но если бы всякий раз, когда женщина на высоких каблуках оступится, возникал такой ажиотаж, падения бы участились. — Девушка небрежно откинула волосы за спину, обронила: «Куколка, не болей» и с гордо поднятой головой удалилась.

Знала, что ей смотрят вслед, обсуждают, но сейчас ей было все равно. Хотелось одного: поскорее сесть в лимузин и добраться до своей квартиры. А там…

Анжелика почувствовала, как будто внутри стало теплее. Дома ее ждал Морган. Эта мысль так поразила и в то же время точно подкинула сердце в груди, сделав его легким-легким. Девушка неслась вверх по лестнице, стремясь на поверхность, прочь из Мраморного дворца, подальше от своего позора.

Она поднялась из огромного люка, попала в старый сарай посреди леса и выскочила за дверь. Глазам открылся длинный и узкий лесной коридор, с одной стороны которого находились подземные гаражи.

Ночь была в самом разгаре, темное небо, бледная луна, звезды. На асфальтированной дороге лежали желтые березовые листочки — первые вестники осени. Налетел промозглый ветерок и гнал их наперегонки по асфальту.

Спустя несколько минут серебристый лимузин промчался вслед за листьями и скрылся за поворотом.

— Пошел ко всем чертят этот Лайонел! — глядя в окно, прошептала девушка.

— Вы что-то сказали? — осведомился водитель.

— Ничего. — Анжелика откинулась на спинку и закрыла глаза. Сейчас она и вспомнить не могла, что ее так сильно восхищало в Лайонеле. Его несносный характер? Его жестокость? Его пренебрежение? Непомерная властность? Его бесконечные заумные лекции? Дьявольская красота, затмевающая ее собственную? Что она вообще в нем нашла?

Да, он был отменным любовником, но и его друг Морган Нориш оказался ничуть не хуже. А может, даже и лучше, он хотя бы интересовался после, было ли ей хорошо. Лайонел и этого не удосуживался делать. Самодовольного болвана интересовала только собственная персона. Или, просто, его никогда по-настоящему не интересовала она. Анжелика стиснула зубы. Труднее всего являлось принять факт, что не смогла покорить того, кого так сильно желала. Но отныне девушка решила вычеркнуть глупца из своей жизни раз и навсегда. Себя она любила больше.

А ее любили мужчины. Много мужчин, готовых ради нее если не на все, то на очень и очень многое, чего ради обычных простушек никто никогда не совершал.

У нее оставался Морган — прекрасный любовник, интересный собеседник и просто сильный мужчина. В его объятиях она однажды легко забыла Лайонела. И теперь, когда уже сама жаждала выкинуть из памяти идеальный образ с холодными глазами, у нее не оставалось сомнений, кто ей в этом поможет.

Водитель проводил ее до подъезда.

Несколько темных лестничных пролетов, дверь, холл, гостиная, лестница и, наконец, спальня.

Анжелика ворвалась в нее с улыбкой на лице, но та медленно растаяла, уголки губ опустились.

Морган сидел на кровати, одетый в серые брюки, тонкий белый свитер и светлые ботинки. Перед ним стоял чемодан.

Яркие васильковые глаза внимательно оглядели ее, и девушка, боясь, что он заговорит первым, воскликнула:

— Мы уезжаем? Почему ты мне не сказал?

В ее веселом голосе проскользнули нервозные нотки.

— Потому что ты остаешься, — последовал спокойный ответ.

— А что случилось? — с трудом вымолвила она. Чувство, которое испытывала с тех пор, как они приехали в Петербург — будто что-то большое и важное для нее вот-вот рухнет, достигло апогея. Она уже слышала, как гудит в ушах тишина — та самая, перед сильнейшей бурей. И в груди словно чья-то холодная рука сжала сердце.