Мальчика всегда заинтересовало многоцветное шерстяное одеяло. Еще до года он начал вытягивать из одеяла нити и раскладывать их по цвету. Его интерес к текстуре шерсти и цветам все усиливался и никогда его не покидал, так что взрослым он стал специалистом по цвету на текстильной фабрике.

Ценность этих примеров лишь в том, что они иллюстрируют широкий круг феноменов и применяемых младенцем способов выживания в стрессах и при разлуке. Любой, кто заботился о детях, может привести примеры, которые невероятно интересно изучать при условии, что осознается важность и значительность всех мельчайших деталей. Иногда вместо объектов мы находим различные приемы вроде гудения или менее заметные виды деятельности, например, сравнение источников света или изучение пересечения границ двух занавесей, которые колеблются на ветру, или наблюдение за переменой положения двух объектов, когда младенец слегка поворачивает голову. Иногда место двигательной активности занимает мышление.

Чтобы подчеркнуть нормальность всех этих феноменов, я бы хотел привлечь ваше внимание к тому, как воздействует на них разлука. Грубо говоря, когда мать или другой человек, от которого младенец зависит, отсутствует, немедленных перемен не происходит, потому что во внутреннем видении младенца мать на какое-то время остается реальной и присутствующей. Но если мать отсутствует достаточно долго, внутреннее видение блекнет; в это время ребенок может активно использовать переходные объекты. Мы видим в таком случае младенца, который, если оставить его одного, начинает получать явное удовольствие от активной деятельности.

При этом теряется промежуточная область эмоционального контакта. Если мать отсутствовала не слишком долго, то вначале снова возникает внутреннее представление о ней, и на это требуется время. Успешное обретение уверенности в матери проявляется в возврате к различным видам промежуточной деятельности. Младенцы внешне становятся более серьезными, в особенности на поздних стадиях, когда ребенок чувствует себя покинутым и не способным проявлять чувства или принимать их. Наряду с этим возможна навязчивая эротическая деятельность. Можно сказать, что воровство детей, лишенных внимания и приходящих в себя после такого испытания, есть разновидность поиска промежуточных объектов, которые оказались утрачены в результате смерти или рассеивания внутреннего образа матери.

Девочка постоянно сосала грубую шерстяную ткань, которой оборачивала большой палец. В три года ее «излечили» от сосания пальца, отобрав ткань. Позже она начала грызть ногти, что сопровождало обязательное чтение перед сном. Когда ей исполнилось одиннадцать лет, ей помогли вспомнить о ткани и о том, как она ее любила, и девочка перестала грызть ногти.

У здорового ребенка происходит постепенная замена переходных объектов игровыми возможностями. Легко понять, что игра имеет огромное значение в жизни всех детей и что способность к игре есть признак нормального эмоционального развития. Я стараюсь объяснить вам, что раннее использование переходных объектов есть не что иное, как ранний вариант игры. Надеюсь, родители поймут, что эти переходные объекты нормальны и по сути являются признаками здорового роста, и не будут стыдиться того, что берут с собой самые неожиданные предметы, когда путешествуют вместе с ребенком. Они не будут проявлять неуважение к этим предметам и постараются не потерять их. Подобно старым солдатам, эти объекты постепенно сойдут со сцены. Иными словами, эта рамки наблюдаемых явлений расширятся, включат в себя способность детей к играм и все их культурные интересы и деятельность — обширную область, расположенную между жизнью во внешнем мире и жизнью в фантазиях.

Очевидно, задача отличия реальности от фантазий очень трудна. Мы все надеемся, что нам удается решать эту задачу, если хотим остаться в здравом рассудке. Тем не менее иногда нам необходимо отдыхать от такой сортировки, и для этого у нас есть культурные интересы и деятельность. Детям мы предоставляем гораздо большую сферу господства воображения и игры, чем себе самим, так что игра, которая позволяет использовать мир и в то же время сохраняет яркость и напряженность фантазии, является характерной особенностью жизни детей. Младенцу, который еще только начал решать чрезвычайно трудные задачи достижения взрослой нормальности, мы позволяем вести промежуточную жизнь, особенно в периоды между бодрствованием и сном, и эти явления, которые я описываю, и объекты, с ними связанные, относятся как раз к такому месту отдыха, которое мы с самого начала отводим детям, когда они только еще едва отличают сны от реальности.

Как детский психолог, я часто контактирую с детьми, вижу, как они рисуют, и слышу, что они рассказывают о своих фантазиях; и часто удивляюсь тому, с какой легкостью они вспоминают эти самые ранние объекты. Они часто удивляют родителей, вспоминая обрывки ткани и странные предметы, о которых родители давно забыли. Если объект еще существует, то именно ребенок знает, где, в каком хранилище полузабытых вещей он лежит, быть может, на дне самого нижнего ящика или на верхней полке шкафа.

Ребенок тяжело переносит не только случаи, когда объект теряется, но и когда родители, не понимая его подлинного значения, отдают этот объект другому ребенку. Некоторые родители так привыкают к мысли о подобных объектах, что как только рождается новый младенец, берут семейный переходный объект и отдают новорожденному, ожидая, что на него он окажет такое же действие, как на предыдущего их ребенка. Естественно, они могут быть разочарованы: отданный таким образом объект может приобрести особое значение для младенца, а может и не приобрести. Все зависит от обстоятельств. Можно даже сказать, что такая передача объекта в подарок опасна, потому что лишает младенца возможности его создания. Конечно, полезно, если ребенок может использовать какой-нибудь имеющийся в доме предмет, нечто такое, чему можно дать имя и что становится почти членом семьи. Из интереса младенца к этому предмету рождается увлеченность куклами, другими игрушками и животными.

Родителям захватывающе интересно изучать эту проблему. Им не обязательно быть психологами, чтобы получить большую пользу от таких наблюдений и, возможно, регулярных записей относительно развития такой привязанности.

Если вы дочитали до этого места, то убедились, что я старался сказать что-то позитивное. Я не давал советов, как преодолевать трудности, или что делать, если проявляют тревогу, или когда родители ссорятся в присутствии детей, но пытался поддержать здоровые желания нормальных родителей, тех, которые в состоянии создать семью и вырастить нормальных здоровых детей.

Можно спросить: зачем писать для людей, которые и так все хорошо делают? Ведь гораздо больше нуждаются в помощи те родители, которые испытывают трудности. Что ж, я слишком хорошо знаю, что существует много горя и отчаяния. Но мои надежды основаны на устойчивых и здоровых семьях: именно такие семьи являются единственной основой стабильности общества в течение следующих десятилетий.

Можно также спросить: зачем сосредоточиваться на здоровых семьях, которые, как вы говорите, существуют и на которых основаны ваши надежды? Разве они не справятся сами? Что ж, у меня есть очень основательная причина для поддержки таких семей, и вот почему: существует стремление к их разрушению. Неправильно было бы предполагать, что все хорошее защищено от опасности; правильней утверждать противоположное: чтобы хорошее выжило, оно всегда нуждается в защите. Всегда существует ненависть к хорошему и страх перед ним, преимущественно бессознательный и проявляющийся в форме вмешательства, регулировки даже в мелочах, ограничений со стороны закона и иных всевозможных глупостей.